Том 4. Стиховедение

Брюсовское стихотворение трудно назвать удачным: слишком чувствуется натужный эксперимент. Но в другом стихотворении ХХ века омографы оказались использованы очень выразительно — правда, не в рифме. Это «Русская песня» Кирсанова, где подхвачено и обыграно употребление разноударных вариантов одних и тех же слов («акцентных дублетов») в русской народной поэзии:

Ты лети, лети, соколик, высокó и далекó —И высóко и далéко, на родиму сторону…

не говоря уже о тех смещениях ударения, которые получаются при пении:

Уж как да́леко-далéко во чистом поле,Разгорался там огонечек малёшенек…

Вот песня Кирсанова:

Как из клетки горлица,душенька-душа,из высокой горницы

ты куда ушла?Я брожу по городув грусти и слезахо голу́бых, гóлубых,голубы́х глазах.С кем теперь неволишься?Где, моя печаль,распустила волосыпо белым плечам?Хорошо ли бéз меня,слову изменя?

Аль, моя любезная,вольно без меня́?Волком недостреленнымрыщу наугадпо зелéным, зéленым,зелены́м лугам.Посвистом и покрикомя тебя зову,ни ау, ни откликана мое ау.

Я гребу на яликес кровью на рукахна далéких, да́леких,далеки́х реках…Ни письма, ни весточки,ни — чего-нибудь!Ни зеленой веточки:де, не позабудь.И я, повесив голову,плачу по ночампо голу́бым, гóлубым,

голубы́м очам.

На песню Кирсанова есть музыка, и поется она совсем неплохо. Но к омонимическим рифмам, конечно, она никакого отношения не имеет; теме нашей — конец.

Фоника современной русской неточной рифмы[381]

1

Общеизвестно, что в русской поэзии ХХ века одно из самых примечательных явлений — массовое распространение неточной рифмы. В мировой поэзии ХХ века потопом распространился свободный стих, вообще лишенный рифмы, в русской (и некоторых смежных) литературах свободный стих получил лишь ограниченное распространение[382], зато как бы суррогатом его стал стих с расшатанной рифмой. Причины такого расхождения скорее историко-культурного, чем языкового характера, и их мы касаться здесь не будем[383].

Русская рифма ХХ века изучалась с применением подсчетов реже, чем русская ритмика. Правда, классическая работа В. М. Жирмунского[384] целиком опиралась на очень тщательные подсчеты, однако в текст они не вошли (лишь изредка появлялись в примечаниях) и недоступны для использования. В. Тренин и Н. Харджиев, М. Штокмар в своих работах о рифме Маяковского подсчетами не пользовались. Д. Самойлов, собрав богатейший и интересно осмысленный материал по фольклорной и литературной рифме XVIII–XX веков, подошел к тому самому рубежу, на котором подсчеты становятся неизбежны, но там и остановился. Едва ли не первыми попытками ввести статистику в изучение русской рифмы были статьи С. Толстой — с проектом учета (пожалуй, слишком тонкого) точности рифм по числу совпадающих дифференциальных признаков в составляющих ее фонемах — и А. Кондратова — с опытом учета (пожалуй, слишком грубого) точных и неточных грамматических и неграмматических рифм. Уже после этого появились работы Д. Уорса с подсчетами звукового богатства русской рифмы XVIII века и, наконец, исключительно ценные по содержательности и тонкости анализа статьи А. Исаченко, после которых возврат к прежним приблизительным определениям точности и неточности рифмы уже, по-видимому, невозможен[385].

Предлагаемая статья представляет собой попытку дальнейшего уточнения приемов анализа русской рифмы с помощью простейших подсчетов. Она не притязает на открытие новых фактов — почти все приводимые здесь примеры уже рассматривались В. Жирмунским, Д. Самойловым или А. Исаченко. Мы лишь пытались более последовательно, чем это обычно делалось, дифференцировать точность созвучия в отдельных позициях, занимаемых звуками в рифме. Приводимые здесь материалы отчасти уже публиковались[386]. Здесь они дополнены и систематизированы.

2