Интервокальная позиция в женских рифмах сильнее финальной у всех авторов, кроме Евтушенко и Вознесенского: их рифмы типа ба
зы — бабы, дочку — доску трудновообразимы в системах рифм старших поэтов. В дактилических рифмах у Маяковского вторая интервокальная позиция сильнее первой, у Сельвинского (1924) — слабее первой; у Асеева точность дактилической рифмы к концу все больше, у Пастернака — все меньше. Иными словами, для Маяковского характернее рифмы типа портятся — безработица, чем выстегать — публицистика, для Сельвинского — наоборот; для Асеева характернее тип околыша — такого же, для Пастернака — типа наигрывай — эпиграфом. Мы видим, что неточные рифмы неточны у каждого по-своему; смешиваться в понятии «неточных рифм вообще» они могут разве лишь в противопоставлении традиционным рифмам XIX века. Современники очень хорошо чувствовали эту разницу индивидуальных манер рифмования; отсюда — возможность таких пародий, как Рифма — пифма на «любовь»… в «Записках поэта» Сельвинского.
Таблица 2
7
Общее направление эволюции неточной рифмы, насколько можно судить по нашему материалу, — это сокращение тождественных созвучий и нарастание измененных созвучий (много внимания уделяет этому Д. Самойлов[396]
; любопытно, что приемы рифмовки у него самого до и после его работы над «Книгой о русской рифме» заметно изменились). Первый рубеж в ходе этой эволюции лежит между Блоком и Маяковским, второй — между Сельвинским и Евтушенко.В экспериментах Блока были заложены возможности для обоих путей развития: и к пополненной рифме с расшатанной финальной позицией (шепче
т—крепче, стуже — кружев, море — Теодорих), и к измененной рифме с расшатанной интервокальной позицией (ветер — вечер, купол — слушал, пепел — светел). Первое из этих направлений шло от традиционной для русского стиха дозволенности прибавления — убавления йота в рифме (могилы — унылый и т. п.); заметим, что в пополненных рифмах Блока из отмеченных 11 % не менее 7 % приходится на традиционно дозволенные йотированные рифмы, а у раннего Брюсова еще больше — из 17 % — 16,5 %, т. е. фактически П-рифмы нового типа им еще не открыты. Второе направление шло от традиционных для народного стиха вольных созвучий (кормит — колет и т. п.; в XIX веке ими широко пользовался Никитин). Рифм первого типа (Т — П, за исключением йотированных) во II томе Блока — 31, второго типа (М — Т) — 25, почти поровну. Любопытно, что у Брюсова соотношение совсем другое: в его дореволюционных стихах рифм Т — П — 13, рифм М — Т — 32, в 2,5 раза больше.После Блока и Брюсова Ахматова, Маяковский и другие ближайшие к ним по времени преемники предпочитали разрабатывать первое направление (колени — Лени
н, Калинин — клине), Евтушенко, Вознесенский и другие современные поэты — второе направление (ловко — Лорка, остроносо — астронома). Прямой преемственности между рифмой Маяковского и рифмой современных поэтов, по-видимому, нет: влияние Маяковского на современную поэзию в этом отношении обычно преувеличивается, оно сказывалось преимущественно в других областях поэтики[397]. Другие поэты 1920‐х годов оказываются гораздо ближе к теперешнему культу измененной рифмы — и Асеев, и Пастернак, и Сельвинский, не говоря уже об их предтече — Брюсове.Любопытна эволюция манер Маяковского и Сельвинского. Маяковский от поэмы к поэме постепенно и неуклонно сокращает созвучия Т и усиливает созвучия М, т. е. следует в направлении общего развития неточной рифмы ХХ века. Сельвинский начинает с предельного для своего времени усиления созвучий М, а затем решительно сворачивает к традиционной, почти классической рифме на созвучиях П, т. е. следует в направлении обратном общему развитию неточной рифмы ХХ века. Этапы этой «антиэволюции» Сельвинского, может быть, вскроются при более детальном обследовании его творчества 1930–1940‐х годов: можно думать, что подобные изменения происходили и в творчестве некоторых других поэтов, например Пастернака с его движением от «футуристической» к классической манере.
8