Том 4. Стиховедение

Вообще же поэты учитывают или не учитывают слабое — е в стихе, как кажется, только на слух, с частыми колебаниями. Пушкин в черновиках «Путешествия Онегина» одинаково примеривал к ямбу варианты «В Hotel de Londres, что в Морской» и «В Hotel de Londr[es], что на Тверской». Ср. у Мятлева: «Только разница в атлаже…» и на следующей странице: «Наш российский ателаж» (attelage). В женскую рифму он ставит: «Кто из них ле веритабель, Все равно, се тут эн дьябель», — а в мужскую: «Ма пароль, сует энкроябль! Боги не были бон дьябль!» Слоговое р в женской рифме то отмечается графически, то не отмечается: ср. «Не диковинка, пететер, Так сказать, се компрометер», — и «Но колонны две: сюр л’ отр Теодор стоит л’ апотр, Также очень нехорош…» — из чередования мужских и женских рифм видно, что отр — апотр

— женские рифмы.

Неудивительно, что при такой беспечности наряду с обычными опущениями e-muet являются и единичные случаи противоположного рода — когда — e сохраняется там, где по правилам должно бы элидироваться. Так у Полонского («Рассказать ли…»): «В честь убитого сердца заезжий Музыкант March[e] funèbre | играл…» Так у А. Головиной («Поэт, издатель, звездочет и муза»): «Mon ombre | y resta Pour y languir toujours. Женева. И с моста Я вижу vos amours».

Кстати об элизии. Мало кто помнит, что заглавие сборника В. Брюсова «Urbi et orbi» для автора звучало с элизией — в 4 слога: «Я мог надменно „Urbi et orbi“ Петь гимн в уверенных стихах» («О себе самом»). Обычно это словосочетание читают в 5 слогов и даже вставляют в анапестический ритм: «Как ни странно, бывает и так В наше время, где страха и скорби Много больше, чем розничных благ, Существующих urbi et orbi» (В. Губайловский, «На дворе XVIII век…»). Но Брюсов не был последователен: в переводе из А. де Ренье («Других пусть радуют…») он пишет: «Мне у дверей поет волна, come ucello, Как тихий ропот струн, И в черной гондоле поеду я в Торчелло По мертвости лагун…» Любопытно, во-первых, что эти итальянские слова для рифмы он вписывает в стихотворение сам, у Ренье их нет; а во-вторых, что come для русского читателя звучит легким ритмическим перебоем, однако даже перебой оказывается приемлемей для Брюсова, чем элизия.

11

Наряду с лексическими макаронизмами возможны и ритмические. В «Чудаках» Я. Княжнина Ветромах вставляет в свои реплики целые полустишия по-французски. Иногда их ритм — ямбический и укладывается в 6-стопный ямб этой комедии:

Как мною ваша дочь. Je jurerai toujours…Qu’un homme tel que moi… — Не верь, свет часто бредит…

Но иногда их ритм — анапестический, допустимый во французском силлабическом стихе и недопустимый в русском силлабо-тоническом:

И для людей, как бишь? pour les gens du haut ton…До бесконечности interdit, stupéfait…Ils sont foux! А на что ж я знатного толь рода…

Все это знатности véritable призна́ки…

Иногда же Княжнин не справляется с экспериментом, и у него получаются строчки, не укладывающиеся ни в русский, ни во французский стих:

И ум, je m’en flatte, и даже рода честь…De discours frivole излишнее болтанье…Qu’entends-je? — Прощай. — Погибла я! ох, тошно!

Французский ритм вторгается в русский в одной реплике у Кюхельбекера в «Иване, купецком сыне»:

По крайней мере, новым быть хочу.

Donnez-nous des nouveaux, n’en fût — et plus au monde!Mais ou done le trouver? dans l’ air ou bien dans l’ onde?А на земле едва сыщу!

Силлабическая строка вставлена в 3-стопный анапест «Парижской поэмы» Набокова:

И подайте крыло Никанору,Аврааму, Владимиру, Льву,Смерду, князю, предателю, вору:Ils furent des anges comme vous…