Есть у меня в стране ВоспоминаньяВидения, знакомые давно.Раскрыть ли им простор повествованья?Иль, скажешь, им забвенье суждено?И то, что мне душой узнать дано, —В ночной тиши безмолвия хранимо,Останется со мной — всегда одно, —Чтоб люди шли, не спрашивая, мимо?Но тянется душа неудержимоГармонией любовною облечьВсе, что от детства было мной любимо.Утешна мне размеренная речь,Сулящая так ласково сберечьПрошедшие утехи и уроки,И негу дум, и память милых встреч:Стройнее струн трепещущие строки.В плескании разгульны и широки,Пускай они душе опять дарятВесну, где дни — грядущего пророки,Где сны ночей — лишь звездами горят,Где полог туч — жемчужин светлый ряд……………………………………………………………И смерть — звезда. Какие высотыОзарены твоим лучом нетленным!Не волею ль великой веешь ты?Не духом ли — живым, родным, не пленным?Ночь, Страсть и Смерть Созвездьем незатменнымБлеснули мне в далекие года —И с той поры наитьем неизменнымК вам устремлен мой дух всегда, всегда.Для странника настала чередаИзлить души заветные признанья, —Чтоб только лишь не затерять следаВ моем лесу великого молчанья.Каждая строфа и здесь сохраняет законченность больше, чем в любых производных от первых пяти строфических моделей, — все потому, что «висячих строк» здесь нет, рифменное ожидание удовлетворено внутри строфы и только искушенному уху предоставляется заметить, что каждая следующая строфа начинается той же рифмой, какой кончалась предыдущая. Если разбить восьмистишия на четверостишия, то, кажется, связь между строфами будет ощущаться больше, потому что сами четверостишия слишком коротки если не для рифмической, то для смысловой замкнутости. У Верховского есть стихотворение («Судьба с судьбой», II), напечатанное и таким образом; каждый читатель может проверить наше предположение на свой слух:
Я грезил о любви твоей,Твои напевы мне звенели,А за стеною все слышнейВзывали жалобы мятели.Мгновенья зыбкие летелиИ, распыляясь надо мной,Вокруг полуночной постелиЗвучали песнею двойной:И согревающей весной,И безнадежностью холодной……………………………………….…И дух гармонией томитьТак странно нежною? Ужели?Напевы не твои ль? не те ли?Все неразрывней, все полней…Я грезил. Возгласы мятелиВзывали о любви твоей.В стихах Бальмонта, Северянина, Верховского мы видели, как замкнутая строфа превращалась в звено цепной строфики. Аналогичным образом и открытая цепная строфа может быть превращена в замкнутую. Терцинами обычно пишутся большие произведения; но если взять две-три терцины и дополнительную строку, завершающую рифмический ряд, то получится 7-стишие или 10-стишие, которое может функционировать как замкнутая строфа. (От обычных замкнутых строф она будет отличаться только тем, что окажется неразложима на полустрофия.) В итальянской поэзии начала XX века Дж. Пасколи употребил производное от терции 10-стишие ABABCBCDCD
в стихотворении «Потерпевший кораблекрушение» и др., а стихотворение «Два орла» составил из аналогично построенных строф 4-, 10-, 16-, 10- и 4-стишных в этом симметричном порядке (т. е. по 1, 3 и 5 терцин и одному дополнительному стиху в каждой строфе). Во французской поэзии, по свидетельству Морье[438], таких строф не бывало. В русской поэзии 10-стишия такого строения встречаются, кажется, только в стихотворении футуриста С. Боброва «Земли бытие» (сборник «Вертоградари над лозами»):