Том 4. Стиховедение

Мы познакомились с ней в опере — в то время,Когда Филина пела полонез.И я с тех пор — в очарованья дреме,С тех пор она — в рядах моих принцесс.Став одалиской в грезовом гареме,Она едва ли знает мой пароль…А я седлаю Память: ногу в стремя, —И еду к ней, непознанный король.

Влюблен ли я, дрожит в руке перо ль,Мне все равно; но вспоминать мне сладкоТу девушку и данную ей роль.Ее руки душистая перчаткаИ до сих пор устам моим верна…Но встречу вновь посеять — нет зерна!

Второй называется «Из цикла „Сириус“: сонетный вариант»; его рифмовка — ABBA BCBC CDDC AA — т. е. если в первом сонете от начала до конца выдерживалась перекрестная рифмовка, то здесь она чередуется с охватной:

О ты, звезда лазоревого льда,Ты, Сириус, сверкательно-кристальный,

Есть на тебе дворец — он весь хрустальный:Вокруг него серебрится вода,Повсюду снег; но снег тот не печальный:Лазурно-бел и бархатно-пушист;Он вид всегда хранит первоначальныйИ до сих пор, как в день созданья, чист.Я покажу тому, чей взор лучист,Все чудеса открытой мной планеты.

Вы слышите? — поют мои сонеты,Ледяный стих серебрян и душист.Лети, корабль, на Сириус — туда,В кольцо волшбы лазоревого льда!

Любопытно, что оба сонета — первый расположением, второй последовательностью рифм — воспроизводят другой, на 350 лет более давний сонетный эксперимент: так называемый «спенсеровский сонет» с почти такой же рифмовкой: ABAB BCBC CDCD EE. Последователей этот эксперимент не нашел, в России Спенсер был почти неизвестен, в русских и французских учебниках стихосложения (а иные вряд ли мог читать Северянин) такой тип сонета не описывался, так что о сознательном подражании здесь не может быть и речи.

Образцом рифмовки «спенсеровского сонета» (так же как и гораздо более знаменитой «спенсеровской строфы» ABABBCBCC) служила рифмовка не итальянской терцины, а французского восьмистишия (huitain) ABABBCBC; но и та, и другая исходные формы брали начало в одной и той же кипучей среде метрического экспериментаторства романской поэзии высокого средневековья. Восьмистишие обычно употреблялось как строфа более крупных произведений (в том числе французских баллад, русские имитации которых писались в эту пору в довольно большом количестве, — например, целый цикл в «Семи цветах радуги» Брюсова), но иногда и отдельно. На русском языке единственный образец изолированного восьмистишия ABABBCBC дал, как кажется, Вяч. Иванов в разделе «В старофранцузском строе» своих стихов о Розе:

Где Роза дышит, место свято.

С ней странствую не одинок.У трех путей ждала Геката:Я свил ей розовый венок.И Розой мечен — мой клинокЛучом пронзает мрака детищ,И парус мчит в морях челнок,И панцирь блещет из-под вретищ.

Как такое восьмистишие может стать звеном цепных строф, легко представить себе по аналогии со Спенсеровым опытом: ABABBCBC CDCDDEDE EFEFFGFG… Это нелегкая форма, каждая рифма повторяется здесь по четыре раза; и тем не менее она была использована в русской поэзии, притом не в лирике, а в поэме длиной около 40 строф. Это поэма Ю. Верховского «Созвездие» (альманах «Литературная мысль». Пг., 1923. Вып. 2. С. 8–16). Вот ее начало и конец: рифмы конца возвращают читателя к рифмам начала, замыкая круг (ср. выше арию из Вяч. Иванова):