Том 4. Стиховедение

Наконец, четвертое ослабление силлабо-тонической строгости — в 6-стопных ямбах: только 35 % выдержанности, целых 65 % нарушений (колебания по отдельным стихотворениям — от 45 до 80 % нарушений). Нарушений больше, чем правильных ямбов: можно сказать, что переводчик складывает оружие, перестает бороться за ямб и подчиняется ритму силлабической традиции. Это можно понять: силлабический аналог 6-стопного ямба — это 12-сложник, главный размер французской классической поэзии, пересилить его мощное сопротивление очень трудно; строка в нем длинная, и строгий ямбический ритм, выдерживаемый на протяжении 12 слогов, видимо, надоедлив для французского слуха до полной непереносимости. Поэтому в переводах мандельштамовских 6-стопных ямбов М. Окутюрье полностью переходит на его условный аналог, традиционный силлабический 12-сложник:

Je ne sais plus le mot que j’avais sur les lèvres.

L’ hirondelle aveuglée aux ailes raccourci(es)*Reviendra pour jouer dans le palais des ombres*La nocturne chanson se chante dans l’ oubli… *

(«Я слово позабыл, что я хотел сказать. / Слепая ласточка в чертог теней вернется, / На крыльях срезанных, с прозрачными играть. / В беспамятстве ночная песнь поется…». Звездочками отмечены строки, не укладывающиеся в ямбический ритм. Традиционная в 12-сложнике цезура после 6‐го слога сохраняется.)

Самое большее, что можно отметить: 12-сложные строки, укладывающиеся в ямбический ритм, в классическом французском александрийском стихе составляют 25 %, а у Окутюрье все-таки 35 %; 6-сложные полустишия, не укладывающиеся в ямбический ритм, в классическом стихе составляют 45–50 %, а у Окутюрье все-таки 40 %. Но когда у него появляются такие же 6-сложия не в качестве полустиший, а в качестве целых строк — в переводе 3-стопного ямба Мандельштама, «Я наравне с другими…», — то процент ямбичности в них резко повышается, не 40 %, а 80 %:

Fini(e) ma jalousie,Mais je te veux pourtant,Moi-même je me porte,

Victime à son bourreau…

— в короткой строчке переводчик может позволить себе более единообразный ритм, а в полустишии длинной строчки не может, боясь монотонности. Когда-то Тредиаковский, внедряя силлабо-тонику в русскую силлабику, считал, что упорядочить ритмом нужно прежде всего длинные размеры, а в коротких размерах строки и без того уследимы и соизмеримы просто на слух. Сейчас М. Окутюрье, внедряя силлабо-тонику во французскую силлабику, наоборот, считает нужным приучить французский слух к ритму сперва на коротких размерах, а потом уже можно будет перейти и к длинным. Молодую русскую поэзию силлабо-тоника могла завоевывать штурмом, многовековую французскую приходится силлабо-тонизировать медленной блокадой.

Таким образом, мера уступок нововводимого силлабо-тонического ритма традиционному силлабическому определяется, во-первых, употребительностью аналогичного силлабического размера (чем он крепче укоренен в традиции, тем больших уступок требует) и, во-вторых, длиной этого размера (в коротких размерах требуется меньше уступок, в длинных, из страха перед монотонностью, — больше).

Может быть, есть и третий фактор: чем больше зачин размера соответствует ритмическому словарю французского языка, тем легче этот размер силлабо-тонизируется, тем меньше нуждается в уступках силлабике. В русском языке средняя длина безударного зачина фонетических слов — 1,1 слога, во французском — 1,7 слога, в полтора раза больше. Это значит, что русскому языку больше соответствуют силлабические размеры с односложным безударным зачином, как ямб, а французскому языку — с двухсложным безударным зачином, как анапест или (при пропуске первого ударения) хорей. И действительно, мы видели, что французские анапесты у М. Окутюрье строятся вовсе без нарушений метра, а хореи — с минимумом нарушений. По той же причине М. Окутюрье удлиняет анакрусу в трехсложных размерах: переводит анапестом написанные амфибрахием стихотворения «За то, что я руки твои…» и «Когда городская выходит на стогны луна…».