том 6

Вчера в подготовительной комиссии эти разногласия уже столкнулись, но остались неразрешенными и перенесены на сегодня. Сегодня будет вынесено окончательное решение.

Но комната еще пуста. Большая стрелка часов почти за полкруга до срока. А в комнате пока лишь один человек — председатель предстоящего совещания — Ленин. Это его обычай — не затруднять ожиданием других.

Нам странно видеть: авторитетнейший руководитель самого обширного в мире государства — в положении рядового сотрудника собственной канцелярии, в роли собирателя первичной комиссии!

Первых пришедших на заседание он встречает словами:

— Пожалуйста, товарищ! Входите, присаживайтесь! Приглашает приветливо, просто, как хозяин гостей в своей квартире.

Сам он не садится, а неспешно шагает — от стола к карте и к двери. Плотно сбитая фигура, поношенный пиджак. Пытливый, внимательный, проникающий взгляд и дружеский, приветливый разговор придают канцелярской обстановке отпечаток неофициальности, домашности.

— Из Сибири? Как добрались? Хорошо ли вас устроили? Присаживайтесь, сейчас подойдут.

Речь Ленина стремительна. Но слова произносятся четко, ясно. Так же и жест, и движение: не резки, но точны и быстры, без всяких признаков суетливости. Собранность и целеустремленность в каждом движении.

И эта легкая в говоре картавость, скрадывающая резкие звуки слов… Она смягчает резкость ленинской речи:

— Вы против нашего проекта. Почему вы хотите обидеть этот хороший народ?

Это "вы" звучит у Ленина не как индивидуальное обращение ко мне — Сибиряку[221]

, а явно подразумевает и тех, кем я послан и кого представляю. И Сибиряк понимает. Это сразу отрывает его от собственной принципиальной позиции. Он становится объективным ее наблюдателем, а она приобретает самостоятельный, не личный, а общественный интерес и новый смысл, чем казалось до этого. Она оказывается и для него самого более доступной обозрению, притом с какой-то необычной, новой стороны, подсказанной Лениным.

Сибиряк — приземистый бородач из бывших сибирских ссыльных — удивлен и обрадован. Он знал, что совещание пойдет под председательством Ленина. Но совсем не ожидал встретить его здесь раньше всех участников. Откуда Ленину известна его точка зрения? Он так по-товарищески просто о ней говорит…

Сибиряк получил на месте строгий наказ: блюсти целостность сибирской территории. А поэтому сейчас же изготовился к бою:

— Не обидеть… а хотим предупредить возможность острой национальной вражды между казахами и сибирскими казаками.

— Поэтому предлагаете утвердить между ними шовинистические рогатки? — оживляется Ленин. — Но ведь это как раз и есть источник острейшей национальной вражды! Вы не находите?

Ленин останавливается и круто оборачивается к Сибиряку. Твердый, пронизывающий и одновременно иронический взгляд смягчается дружественной благодушной усмешкой. Этот живой, не портретный взгляд Ленина, такой новый и близкий, смущает Сибиряка. Он не сразу находит ответ. Вопрос снова встает перед ним по-новому, с иной стороны, — не от Омска, а от Москвы, без полемики, не формально, а по-живому. Но Сибиряк упорствует на своей наказной позиции.

— Историческая земельная распря, — ищет он свою формулировку, — заставляет предполагать…

— Какой вздор! Переверните вопрос — обнаружится сибирское великодержавие. Это же куда опаснее!

Ленин смотрит на Сибиряка с веселым прищуром, как будто хочет сказать: "Как же так, братец мой, ты этого не заметил?"

Тон и усмешка те же — благодушно приветливые. Но слова серьезны и точны. Эта точность требует такой же точности и в ответе. Она ломает готовую защитную схему Сибиряка, заставляет его иначе подойти к делу.

Ленин как будто читает невысказанные мысли Сибиряка, как будто видит его внутреннее смятение. Он говорит ему по-дружески мягко:

— Не с сибирской вышки посмотреть надо… И даже не с Ивана Великого. А может быть с Гималаев? — чуть усмехнулся Ленин. — Разумеется, не в английские окуляры!

Эти английские окуляры, намекающие на двухвековое английское владычество в Индии, открывают Сибиряку еще одну новую брешь в его уже привычном взгляде на вопрос. Он не сразу находит нужный ответ.

Комната начинает наполняться. Один за другим приходят участники совещания. Зная обыкновение председателя, они тоже поспевают до срока, более серьезные и подтянутые, чем обычно. Деловито занимают места и обмениваются негромкими фразами.

Состав совещания почти тот же, вчерашний, — представители наркоматов и мест. Новый на совещании лишь председатель. И другая — меньше и проще — комната.

Ленин одинаково внимательно встречает каждого. Каждому успевает бросить дружеское приветствие, послать усмешку, знакомый внимательный взгляд. С некоторыми, как и с Сибиряком, перекидывается двумя-тремя короткими фразами по сегодняшнему вопросу, как будто хочет проверить себя или их.

Его реплики чаще всего неожиданны, необычны; простые слова звучат не по обиходному: оригинальное сочетание их, интонации речи раскрывают их иной, глубже обычного смысл.