Том 6. Обрыв. Части 3-5

Как герой «переходной» эпохи, как «проснувшийся Обломов», задуман был другой центральный персонаж «Обрыва» – Райский. «Райский», – писал Гончаров в статье «Лучше поздно, чем никогда», – натура артистическая: он восприимчив, впечатлителен, с сильными задатками дарования, но все-таки сын Обломова… Райский мечется и, наконец, благодаря природному таланту или талантам, бросается к искусству: к живописи, к поэзии, к скульптуре. Но и тут, как гири на ногах, его тянет назад та же «обломовщина».

Гончаров критикует фальшивую, оторванную от жизни романтику Райского, его либеральное фразерство, осуждает его за пустое существование: «Новые идеи кипят в нем: он предчувствует грядущие реформы, сознает правду нового и порывается ратовать за все те большие и малые свободы, приближение которых чуялось в воздухе. Но только порывается…»

Острым обличением звучат страницы романа, рисующие самодурство реакционера Тычкова и паразитическое существование высшей петербургской аристократии и бюрократии, мир Па́хотиных и Аяновых.

Подлинного мастерства достигал Гончаров в изображении человеческих характеров, в раскрытии чувств и переживаний своих героев. А. М. Горький причислял Гончарова к «великанам литературы нашей», которые «писали пластически… богоподобно лепили фигуры и образы людей, живые до обмана…» (М. Горький. Собр. соч. в 30 томах, т. 25, стр. 235). Образы своих произведений Гончаров черпал из русской жизни и был глубоко русским писателем: в «Обрыв» он вложил «много тепла, любви… к людям и своей стране» (из письма к М. М. Стасюлевичу от 19 июня 1868 года.)

Правдивые, реалистические образы и превосходный язык объясняют, почему этот роман Гончарова высоко ценится нашей современностью. Вместе с тем в «Обрыве», более чем в каком-либо другом романе Гончарова, проявилась ограниченность мировоззрения писателя. Это неизбежно отразилось на существе и направленности ряда образов и прежде всего – образов Волохова, Веры, Райского и др.

В предуведомлении к журнальной публикации «Обрыва» «От автора» Гончаров указывал, что «в программе романа, набросанного еще… в 1856 и 1857 годах», не было фигуры Марка Волохова и что «под конец романа, начатого давно и конченного недавно», эта личность приняла «более современный оттенок». Первые упоминания о Марке Волохове мы находим в письмах Гончарова к С. А. Никитенко, относящихся к 1860 году. В то время еще самому романисту не ясно было это лицо. «Я начал было писать, да не пишется, во 1-х, еще не обдумал Маркушку, во 2-х, не могу сосредоточиться», – писал он из Булони 12 августа (31 июля). Еще более категорически говорилось в последующем письме (от 6/18 августа): «…К Маркушке и приступить не умею, не знаю, что из него должно выйти» (см. «Литературный архив», 4, М.-Л. 1953, стр. 148 и 149).

Впоследствии Гончаров неоднократно высказывался по поводу возникновения и эволюции замысла этого образа. Так, в статье «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“» он писал: «В первоначальном плане романа на месте Волохова у меня предполагалась другая личность – также сильная, почти дерзкая волей, не ужившаяся, по своим новым и либеральным идеям, в службе и петербургском обществе и посланная на жительство в провинцию, но более сдержанная и воспитанная, нежели Волохов… Но, посетив в 1862 году провинцию, я встретил и там, и в Москве несколько экземпляров типа, подобного Волохову. Тогда уже признаки отрицания или нигилизма стали являться чаще и чаще…

Тогда под пером моим прежний, частью забытый, герой преобразился в современное лицо…»

Говоря о «признаках отрицания или нигилизма», Гончаров несомненно имел в виду «новых людей», революционную демократию. Предубежденное отношение Гончарова к идеалам передовой русской молодежи и явилось определяющим моментом для «преображения» ранее задуманного героя в Волохова, для придания ему «более современного, по выражению Гончарова, оттенка».

Изучение рукописей романа позволяет видеть, что даже на последних этапах работы над романом Гончаров рисовал Волохова в более положительном свете, чем в окончательном тексте. В главе, которая вначале была расположена между XXI и XXII главами пятой части романа и затем целиком исключена автором, рассказывалось о посещении Райским Волохова. Спор, который происходил между ними, весьма характерен для предреформенной обстановки и по существу отражал как либеральную, так и демократическую точки зрения на задачи русской общественной жизни. Воспроизводим этот эпизод.

«Райский молча пошел к двери и вдруг обернулся.

– Зачем вы… приезжали сюда? – с грустным упреком сказал он.

– А вы зачем родились на свет? Я не приезжал: меня сослали, я не знал, что найду здесь, привезли и не ошиблись: я попал в каторгу… Однако будьте же хоть немного справедливы, Райский: как вы думаете, зачем? Я вот отдал вам справедливость: вы огромное дело сделали – выгнали Тычкова! А после меня… как вы думаете, город тот же остался, что был?