Томъ пятый. Американскіе разсказы

— Я поѣду назадъ въ Кентуку, — заявилъ другой человѣкъ, стоявшій рядомъ. — Здѣсь въ Новымъ-Іорку совсѣмъ паскудно…

— А гдѣ Кентука? — спросилъ человѣкъ, только что восхвалявшій остроуміе неизвѣстнаго Душкевича.

— Извѣстно гдѣ, — отвѣтилъ порицатель Нью-Іорка. — Сѣлъ и поѣхалъ.

— Кентука — дешевая земля! — продолжалъ онъ. — Подумайте: свинина — 5 центовъ за фунтъ, живая курица — 20 копеекъ!

— А какъ тамъ заработки? А наши живутъ тамъ? — раздались вопросы съ разныхъ сторонъ.

— Мои три брата живутъ въ Кентукѣ, — сказалъ разсказчикъ. — Пильщики они, дровами промышляютъ… Тамъ все дешево, они только на муку деньги изводятъ. Убьютъ кабана, посолятъ его, да ѣдятъ сколько времени… Всего тамъ много, бахчи-огороды… Какъ вечеръ придетъ, они сейчасъ по мѣшку и гай-гай на огороды… Мало погодя такіе оберемки припрутъ, смотрѣть совѣстно: кукуруза, огурцы, картошка…

— Вотъ черти! — сочувственно воскликнулъ одинъ изъ слушателей.

— Ей-Богу! — подтвердилъ разсказчикъ. — Даже я вамъ разскажу чудо. Такъ много ѣды въ Кентукѣ, — прямо изъ грязи родятся рыбы и раки… Ей-Богу! — повторилъ онъ. — Какъ начнутся осенніе дожди, земля разжирѣетъ, — давай изъ грязи вылѣзать этакіе страшные угри… Только подбирай да въ печку… А еще эти, какъ ихъ, чепурахи, — продолжалъ разсказчикъ, — изъ которыхъ гребенки дѣлаютъ… Жирныя и прямо лежатъ на дорогѣ.

— Тьфу, гадысть, — сказала дѣвушка въ кружевной шляпѣ, та самая, которая обозвала Игнаця полякомъ.

— А не хочешь, такъ не ѣшь, — возразилъ разсказчикъ. — Небось, обтыкала свой кокъ гребенками, какъ тыномъ.

Кругомъ засмѣялись.

— У насъ тоже ѣдятъ заенцовъ, — примирительно сказалъ Игнаць.

Но дѣвушка рѣшила стоять на своемъ до конца.

— Недовѣрки только ѣдятъ, — презрительно возразила она.

Кругомъ опять засмѣялись.

Тутъ были мѣстные счеты, которые туго поддавались даже нивелирующему вліянію американскаго города.

Горисовичи отошли въ сторону и теперь разговаривали съ новоподошедшей четой знакомыхъ. Это были мужчина и женщина, и по тому, какъ они держали другъ друга за руки, было видно, что это — мужъ и жена. Мужъ былъ высокаго роста и могучаго тѣлосложенія. Лицо у него было красивое и мрачное, съ широкими усами, концы которыхъ немного завивались кверху. Когда онъ говорилъ, его большіе глаза глядѣли на собесѣдника въ упоръ и какъ будто ожидали отвѣта съ затаенной готовностью къ отпору. Женщина была еще красивѣе, съ пышными бѣлокурыми волосами и большими спокойными сѣрыми глазами, которые все время внимательно присматривались къ окружающимъ людямъ. Она ничего не говорила, и въ самой осанкѣ ея сказывалась привычка къ сдержанности. Въ ней было что-то отличное отъ всей этой толпы и даже отъ мужа, но мнѣ было трудно формулировать свое впечатлѣніе. Одежда ея была проще, чѣмъ у дѣвушекъ въ шляпкахъ, но платье сидѣло на ней свободнѣе и какъ-то имѣло болѣе американскій видъ.

— А вы когда ѣдете, Охримъ? — спросилъ мужъ.

— На май мѣсяцъ, — сказалъ Горисовичъ съ невольнымъ вздохомъ.

Важность его какъ будто растаяла передъ этимъ тяжелымъ взглядомъ.

— Надо уѣзжать, братикъ, — прибавилъ онъ кротко, — пока еще не весь сокъ выдавили… Если, упаси Боже, не убережешься да состаришься, — прибавилъ онъ, — куда я тогда гожусь?

Онъ говорилъ въ такомъ тонѣ, какъ будто старость была особою болѣзнью и отъ нея можно было уберечься; но слова его относились къ общеизвѣстному факту. Лихорадочный процессъ промышленнаго производства въ Америкѣ, какъ и въ Европѣ, требуетъ только самыхъ крѣпкихъ рабочихъ и безпощадно выбрасываетъ стариковъ за бортъ. Горисовичъ, который уже отдалъ швейной машинѣ лучшую часть своихъ силъ, боялся оставаться дольше въ этомъ огромномъ городѣ и торопился унести свой небольшой запасъ накопленныхъ денегъ въ старое гнѣздо, въ глубину бѣлорусскаго захолустья.

— А вы какъ, Павло? — спросилъ въ свою очередь Горисовичъ. — Какъ пишутъ изъ Слобо́ды?

Онъ произнесъ это прекрасное старо-русское слово съ удареніемъ на второмъ слогѣ, и оно получило двоякій многозначительный смыслъ.

— Сей годъ не поѣду, — сказалъ Павло еще мрачнѣе прежняго. — Тесть пишетъ, казенной земли близко нѣту. Пишетъ: «Погодите вы, пущай я еще присмотрюсь»…

— А купить? — сказалъ Горисовичъ.

Онъ съ своей стороны твердо рѣшилъ купить участокъ земли въ своемъ родномъ селѣ Спыховѣ и въ теченіе послѣдняго года все время мысленно перебиралъ земли въ околицѣ.

— Купить денегъ жалко, — сказалъ прямо Павло. — И на хозяйство много денегъ надо…

У него, очевидно, тоже были накопленныя деньги.

Я подошелъ ближе, заинтересовавшись.

— А вотъ господинъ недавно съ нашего краю пріѣхалъ, — неожиданно сказалъ Горисовичъ, привлекая ко мнѣ вниманіе своего собесѣдника.

— Гу! — произнесъ Павло, издавая губами неопредѣленный звукъ.

— А скажите, добрый человѣкъ, правда, что тамъ пошли законы легкіе?

— Давай, Боже!.. — сказалъ я. — А вы откуда? — задалъ я вопросъ, которымъ обыкновенно обмѣниваются земляки, встрѣчаясь на чужбинѣ.

— Я кіевскій, — сказалъ Павло. — Изъ Млинчина… Мы баптисты, — прибавилъ онъ хмуро и спокойно.