Томъ шестой. За океаномъ

Внезапно Вихницкій задалъ себѣ вопросъ, получаетъ ли этотъ потомокъ дикихъ сіуксовъ разовую плату за пѣсни своего дѣда, и тотчасъ же рѣшилъ, что да. Жизнь въ Нью-Іоркѣ требуетъ большихъ расходовъ, и индѣйскій лѣсоторговецъ изъ сѣвернаго захолустья не могъ снабжать сына достаточнымъ доходомъ.

Тѣмъ не менѣе Оленья Кожа игралъ съ большимъ искусствомъ и одушевленіемъ. За пѣсней единенія съ природой слѣдовало заклинаніе бури, потомъ танецъ призраковъ и, наконецъ, пѣсня безсмертнаго голоса.

Передъ каждой пьесой Оленья Кожа выходилъ на эстраду и объяснялъ публикѣ ея содержаніе въ простыхъ и живописныхъ словахъ, произнося ихъ съ шепелявымъ, чуть-чуть иностраннымъ акцентомъ. О безсмертномъ голосѣ онъ сказалъ, что онъ нѣкогда принадлежалъ великому воину, который былъ убитъ въ сраженіи. Послѣ смерти душа его носится по свѣту, отыскивая другого воина столь же великаго и храбраго, которому она могла бы передать свою земную часть, ибо только тогда ея безсмертное начало можетъ освободиться и воспарить къ великому духу Вакондѣ. Отрядъ молодыхъ воиновъ, остановившихся на привалъ въ лѣсу, слышитъ въ глубинѣ лѣса пѣніе, и одинъ изъ нихъ, самый храбрый и чистый изъ всѣхъ, уходитъ на голосъ и находитъ на полянѣ небольшой костеръ, вокругъ котораго носится голосъ, разсказывающій цѣль своихъ постоянныхъ поисковъ.

Наконецъ, Оленья Кожа кончилъ, раскланялся и ушелъ въ боковую дверь, какъ уходитъ актеръ, сказавшій послѣднюю фразу на сценѣ.

Томкинсъ явился немедленно послѣ него, не дожидаясь даже рекомендаціи рыжаго старика. Онъ былъ слишкомъ хорошо извѣстенъ этому кругу слушателей и слушательницъ и пользовался нѣкоторыми особыми правами.

Прежде чѣмъ начать, онъ быстро оглядѣлъ залу и улыбнулся, и большая половина слушателей улыбнулась ему въ отвѣтъ, ожидая услышать нѣчто сладкое, красивое, столь же пріятное щекочущее нервы, какъ очень тонкое и рѣдкое вино послѣ затянувшагося обѣда.

«— Милостивыя государыни и милостивые государи! — началъ Томкинсъ, склоняя немного набокъ свою прекрасную голову. — Человѣчество есть великое собраніе живыхъ душъ. Но изъ нихъ, быть можетъ, только четверть воплотилась на землѣ. Три четверти скрыты въ блаженствѣ покоя или обвиты грезами желаній, которыя даютъ душамъ одежду при каждомъ новомъ воплощеніи. Мы — части единой великой жизни. Стезею времени мы идемъ къ полному развитію, и вся земля есть наше наслѣдство. Мы, которые живемъ и движемся на землѣ въ эту минуту, мы уже прошли въ прежнее время сквозь множество богатыхъ и разнообразныхъ испытаній. Мы охотились за оленями въ угрюмыхъ германскихъ лѣсахъ, встрѣчали Цезаря и Брута на римскомъ форумѣ, строили пирамиды въ Египтѣ, бродили въ лѣсахъ Атлантиды, надъ которою теперь катится море, и въ еще болѣе древнихъ странахъ, тамъ, гдѣ песчаные вихри заметаютъ теперь безводный Тарымъ и пустыню Гоби.

Не смущайтесь тѣмъ, что память наша, повидимому, не хранитъ пурпурныхъ слѣдовъ этихъ яркихъ и странныхъ эпохъ. Пока въ читальной залѣ горитъ пламя газа, или дневной свѣтъ льется въ окна, цвѣтныя картины волшебнаго фонаря не выступаютъ на экранѣ, но онѣ здѣсь, онѣ есть, лучи ихъ падаютъ на полотно и отражаются въ нашемъ глазу, и если ослабнетъ внѣшній свѣтъ, ихъ внутренній свѣтъ выступитъ не менѣе ярко.

Наша текущая жизнь, какъ средневѣковая молитва, написанная монахомъ на крѣпкомъ старомъ пергаментѣ, поверхъ греческаго гимна. Смойте молитву, и прежнія начертанія снова выступятъ на свѣтъ.

Наша прошлая жизнь развилась, какъ растеніе, которое достигло зрѣлости, и породило цвѣтокъ, яркій, граціозный и пахучій, чуждый растенію и въ то же время созданный изъ его сущности.

Время цвѣтенія есть временное блаженство покоя. Но въ цвѣткѣ скрыты сѣмена, которыя въ свое время снова произведутъ такое же растеніе и жизнь и такой же прекрасный цвѣтокъ. Сѣмена суть матеріальныя желанія, скрытыя въ покоящейся душѣ, которыя въ свое время приводятъ насъ вновь къ воротамъ воплощенія, и такъ цвѣтеніе и жатва смѣняютъ другъ друга безъ конца.

Но у источника вѣчной мудрости лежитъ дорога освобожденія. Когда всѣ желанія души по очереди истощатся, смертное становится безсмертнымъ и временное вѣчнымъ, — зная всѣ вещи, становится всеобъемлющимъ!..»

Томкинсъ говорилъ долго въ томъ же родѣ, пересыпая свою рѣчь живописными сравненіями и отрывками изъ санскритскихъ книгъ.

Онъ сказалъ, что низшія расы земли населены наиболѣе отсталыми душами. Когда эти души выучатъ свой первый урокъ, отсталые народы исчезнутъ. На свѣтѣ есть души всѣхъ степеней развитія и расы разнаго цвѣта, желтыя, бѣлыя, черныя, чтобы дать имъ возможность проходить различные уроки.

Въ каждомъ новомъ воплощеніи мы научаемся чему-то новому, и въ этомъ состоитъ существо прогресса.

Слушатели сидѣли неподвижно и боялись проронить хоть слово. Томкинсъ владѣлъ сердцами этихъ людей, ибо увлекательная рѣчь подавала имъ надежду, что эта интересная и сладкая жизнь не окончится внезапно въ узкомъ, черномъ мѣшкѣ смерти, и за ней послѣдуетъ другая, еще болѣе и пріятная и интересная, а потомъ еще другая, и такъ далѣе безъ конца.