Тонкий лед

— И я подчинялся, однако молчать мне разума не хватало. Когда брат короля, Лотарь, услышал как-то мои речи, он сильно меня невзлюбил. Он мне тоже не был по нраву, но кто я таков, чтобы идти против наследника императора?.. Весной тридцать третьего года, восемь лет назад, Лотарь вместе со своей армией перешел через Альпы и соединился с братьями неподалеку от Кольмара, на равнине, названной Красным полем. В июне Людовик Благочестивый привел туда свои войска. Мы все полагали, что начнется сражение, в котором будет Божьей волей определена победа; я и желал этой битвы, и хотел, чтоб смута завершилась поскорее. Однако Благочестивый, вместо того, чтобы сражаться, предложил разговаривать. Сыновья, начав для виду совещаться о мире, более старались о том, чтобы обратить на свою сторону тех вельмож, которые остались верны императору. За ними была поддержка Папы, Святой Престол давно хотел, чтобы Людовик Благочестивый постригся в монахи, а он никак не уступал, старый упрямец… Императрицу Юдифь, разгоревавшую эту смуту, в тот момент ненавидели уже почти все. Прошло всего несколько дней, и вельможи один за другим стали покидать армию Людовика Благочестивого и переходить на сторону его сыновей. Он потерял свое войско, даже не дав сражения!

Бейнир презрительно фыркнул, его воины качали головами. Для них такой поступок и вовсе находился за гранью понимания.

— В конце концов, с ним осталось только несколько епископов да верных людей, и исход этой встречи был предрешен. Благочестивый велел своим воинам идти в лагерь братьев и сказать, что он не желает кровопролития, и того, что кто-нибудь будет убит за него. Трое сыновей ответили, что жизни отца и его близких ничто не угрожает, и тогда он вместе с женою, сыном Карлом и оставшейся небольшой свитой также явился в их лагерь и отдал себя в их руки. Однако с ними всеми поступили как с пленниками, хоть и выказывали некоторое уважение. Юдифь заточили в Тортоне, малолетнего Карла отправили в аббатство Прюм, а Людовика — в монастырь святого Медарда, где настоятельно предложили снова постричься в монахи. Даже солгали, что Юдифь умерла и теперь он не связан узами брака, потому может полностью посвятить себя Богу. Но и это не подействовало: император так и не хотел менять земную долю на небесную. Созвали военачальников, Лотарю предложили стать императором; он отказывался, но, конечно же, притворно. Благочестивого низложили, его регалии передали старшему сыну.

Мейнард взял кувшин, налил в кружку пива и глотнул: от долгой речи пересохло в горле. Никто не мешал ему продолжать.

— Однако Лотарю было этого мало, он задумал унизить отца окончательно. Осенью он при всех заставил его покаяться, перед народом сознаться в тяжких преступлениях и отдать свой меч Эббону, архиепискому Реймса… — Вряд ли северянам интересно, кто такой архиепископ, ну да ладно. Когда начинаешь рассказывать то, что долго не говорил, остановиться сложно. — Тут уже не только я, но и многие заговорили о том, что так поступать с монархом недостойно. Лотарь слышал мой разговор с Людовиком и Пипином, когда я убеждал их в этом, и хотя мой сюзерен и его брат сами приняли решение возразить, а я их лишь поддерживал, новый император затаил на меня лютую злобу. Лотарь не из тех, кто не умеет мстить. Он словно змея, спрятавшаяся у колодца и ждущая, когда кто-то подойдет напиться — тогда-то и бросится, укусит…

Он помолчал.

— Мой сюзерен высказался первым. Его мучила совесть из-за того, что с отцом, по сути, простым и добрым человеком, обошлись так унизительно. Людовик Немецкий вначале просил Лотаря обращаться с отцом не так сурово, а тот лишь ответил, что не стоит никому лезть в его дела, и стал ещё хуже относиться к бывшему императору. Он усилил надзор, держал отца на хлебе и воде… Тогда мой сюзерен, наконец, решился поступить так, как подсказывала ему совесть. Он объявил, что его сыновний долг заключается в освобождении отца, и созвал ополчение во Франкфурте, в земле Гессен. Это его владения, и там многие его любят и знают. Лотарь, оставив отца в Париже, отправился в Бургундию собирать войска. Однако, дождавшись его отъезда, несколько епископов освободили Людовика Благочестивого, избавили его от церковных наказаний и вернули императорское облачение. Пипин и Людовик Немецкий примирились с отцом, но оставался Лотарь. Он был смертельно обижен на братьев, да и свою обиду на меня не забыл…

Мейнард перевел дух. Теперь придется приступить к самому тяжелому.

— Дальше мы долго маневрировали, сражались с Лотарем, пока, наконец, не победили его под Блуа. Он и его приспешники вынуждены были просить пощады, и Благочестивый дал ее, и простил, да только почти все владения отобрал, в назидание. Это Лотарь, конечно, с трудом стерпел. Я видел, каким ненавидящим взглядом он прожигал братьев. Не знаю, отомстил ли он им, но мне — да. Осенью…

— Ты можешь не говорить сейчас, если не хочешь, — сказала вдруг Альвдис.