– У тебя прическа другая, тебе идут короткие волосы, – сказала София протягивая руку.
Максин улыбнулась, покрутила головой, и подстриженные волосы качнулись из стороны в сторону.
– Нравится? – спросила она.
– Очень эффектно.
– Спасибо. – Максин замолчала на мгновение. – София, а ты хорошо выглядишь.
– Карла старалась, откармливала. А теперь расскажи о себе.
– Ну, если в двух словах… приехала в Италию совсем недавно, разыскивала родственников и знакомых родителей из Санта-Чечилии.
– Ты говорила с родителями о Маттео?
– Да, немного. Признаюсь, это было довольно непросто. А прежде чем прибыть сюда, я съездила в гости к сестре Марко.
– Ну и как она? Как его племянник?
– Прекрасно… Но ты-то как поживаешь, София?
– У нас все хорошо. Честное слово. Давай присядем.
Выдвигая стулья, она вдруг посмотрела на подругу каким-то серьезным взглядом.
– Что такое? – спросила, усаживаясь, Максин.
– Мы так и не успели тогда поговорить. Ты так быстро уехала… когда вернулся Лоренцо.
– Ну да, понимаю. Мне показалось, так будет лучше. Вам с Лоренцо надо было побыть вдвоем, чтобы никто не мешал.
София нахмурила брови и опустила голову, прежде чем снова взглянуть на Максин.
– Мне ужасно неловко говорить об этом, но я, знаешь ли, собиралась сделать… это.
– Да, – кивнула Максин. – Мне кажется, понимаю.
– Я не могла смириться с тем, что после всего, через что мы прошли, мне предстоит всю оставшуюся жизнь прожить без Лоренцо. Думаю, я слегка помешалась после того, как убила Кауфмана.
Максин протянула ей руку. София пожала ее.
– Я тогда чертовски испугалась, – сказала Максин. – Никогда в жизни так не бегала, боялась, что сердце разорвется. И вдруг что я вижу: ты совершенно спокойно спускаешься по ступенькам.
– А ты на всей скорости врезаешься прямо в меня и сбиваешь с ног.
Обе дружно рассмеялись.
– Ты бы видела свое лицо! Красное, как помидор, – надо же, так бегать вверх по лестнице!
Максин покачала головой:
– Да вы же, сударыня, на всю жизнь меня перепугали. Смотрите! – Она коснулась своей прически. – Я вся седая!
София внимательно осмотрела ее волосы.
– Ни одной седой волосинки! – со смехом воскликнула она.
– Не поверишь, как я рада, что ты одумалась, – заметила Максин и опустила голову, а затем искоса взглянула на Софию. – Правда, мне так и не представилось случая спросить почему. Когда мы вернулись в дом, ты была бледная как мертвец и такая же холодная, мне было просто неловко приставать с вопросами. Надеюсь, ты не против, если я спрошу сейчас?
– Нет, конечно, – сказала София и глубоко вздохнула.
Да, вспоминать этот самый страшный день в своей жизни было очень болезненно; она остро чувствовала стыд за то, что чуть не совершила. Но София понимала, что кто-кто, а Максин заслуживает ответа.
– Причин было сразу несколько, – пояснила она. – Мне не хотелось больше жить, и это чистая правда, но я подумала о матери, и эта мысль заставила меня отойти от края. Я живо представила, каково будет ей, особенно после того, как она потеряла мужа, моего отца. Про тебя подумала тоже. Нельзя было подводить тебя, а также Карлу и Анну, да и остальных жителей. А разве можно было подвести погибших, которые так сильно хотели жить!
Глаза Максин наполнились слезами.
– Марко, – прошептала она.
– Да, и Марко. Разве можно было такое сотворить над собой, помня о нем? Или об Альдо, о других, которые так храбро воевали с врагом. Нет, конечно, мы должны чтить память тех, кто погиб ради того, чтобы мы жили… чтобы я продолжала жить, а не уходила из жизни.
– Может быть, ты и ради себя тоже и своей жизни решила не делать этого?
– Да. – София медленно кивнула. – И ради себя тоже, но это уже потом, в конце. Словом, я выбрала жизнь. Но что тут говорить… я действительно чувствовала почти непреодолимое желание прыгнуть вниз, уйти в небытие, оставить этот мир навсегда.
Последовало долгое молчание. Максин сидела и вытирала слезы.
– Спасибо тебе, София, за… за то, что рассказала мне все, – наконец проговорила она и поднялась на ноги. – А теперь, может, прогуляемся немного?
Они побродили по деревне, а потом постояли, любуясь видом на Валь-д’Орча в сиянии солнечных лучей после дождя. С деревьев капало, листья сверкали тысячами бриллиантов. Лето подходило к концу, солнце пекло уже не так сильно. Виноградники ломились от благоухающих виноградных кистей. И обе подруги понимали, что в некотором смысле это завершение определенного периода жизни.
– Одно я знаю совершенно точно, – сказала Максин, глядя на далекие мерцающие холмы. – Я ни за что не прощу этому Кауфману то, что он так подло тебя обманул. Каких только ужасов мы с тобой не повидали, но этот его поступок по жестокости не имеет равных. Слава богу, у тебя было время все это обдумать.
– Да, я не перестаю благодарить Бога за это. Но ты же понимаешь, я убила человека, и за это надо платить.
– В каком смысле?
– Сама еще не знаю. В душе это чувствую, но словами сказать пока не могу.
– А Лоренцо что об этом думает?