Еще не доехав до села, мы столкнулись в лесу с чудовищным проявлением темной силы. Среди лета наступил лютый холод, повалил снег, и деревья вмиг покрылись слоем льда. Ветви деревьев, листья, стволы – все стало ледяным и хрупким. Трава хрустела от инея, а на наши плечи сыпались крупные снежинки. Стоял червень – июнь, и мы были одеты в кафтаны и кольчуги. На мне да на Радзимире Богданце были плотные кожаные штаны. Остальные воины шли в полотняной одежде и сильно мерзли.
До ведьмацкого села оставался один дневной переход, мы знали, что утром или – самое позднее – в обед доберемся до логова ведьм, поэтому на ночлег расположились у костра в полной боевой готовности. Но ночью ударил трескучий мороз, невиданный для середины лета. Костер наш был задут бешеным ветром, и мы очутились в самом сердце жуткой метели, которая выла вокруг нас, точно дикий зверь.
Мы не видели мир вокруг себя, погибали от лютого холода, снега и ветра. Василь спас мне жизнь, потянув за собой. Он отыскал удобное место под поваленной елью, и мы забились туда, прижавшись друг к другу и укрывшись моим плащом. Ветви ели послужили нам хорошей защитой.
А утром, когда выглянуло по-летнему теплое и яркое солнце и снег стал таять, мы выбрались из-под ели и нашли всех наших спутников мертвыми. Никто не выжил, и даже Радзимир Богданец, сильный и благословенный рыцарь Церкви, был погребен под снегом, ледяной и неподвижный. Мертвыми были и трое его старших сыновей.
Я считал, что следует повернуть назад, но Василь отказался.
– Они уверены, что мы мертвы – сказал он. – Потому нам следует двигаться дальше и принести им заслуженное наказание от Бога.
И мы двинулись дальше. Теперь путь наш стал гораздо легче. Стояло теплое летнее утро, мы ели смородину с кустов и малину, и ничто нам не угрожало.
Село лежало в маленькой низине у реки, окруженное со всех сторон лесом. Там не было церкви. Оно показалось мне диким и страшным, это село, у входа я увидел старое капище, посвященное лесному деду Чугайстеру, и головы мертвых людей, принесенных в жертву лесному владыке.
Мы въехали в село, и навстречу нам вышла красивая, чернобровая и черноглазая женщина. Кожа ее была белее снега, а губы – краснее вишни. Она улыбнулась нам и предложила хлеб и соль. Мол, они рады нашему приезду.
Но Василь Вивчар не стал ее слушать. Подъехал на своем жеребце прямо к женщине и срубил ей голову. Один взмах, и на землю покатилась голова, преображаясь на глазах. Это уже была не голова чернобровой красавицы, а жуткое старое лицо ведьмы. Ее зеленые глаза уставились прямо на меня.
– Будь проклят, – прошептала мне страшная голова, и ее глаза закрылись.
– Ваша ведьма убита! – закричал на все село Василь. – Ваша старая и главная ведьма, которая защищала вас, убита! Выходите из домов, выносите своих идолов! Ваши дома будут сожжены!
Люди, казалось, были охвачены ужасом. Они выходили из домов, потрясенные смертью сельской ведьмы, и каждый приносил нам какую-нибудь заговоренную вещь – плетеные куклы, резные идолы, маленькие четки-обереги. Все это Василь Вивчар велел сложить в большую кучу посреди села и поджег. Я помогал ему. А потом Василь поджег и само село. И я помогал ему.
Никто не смел противостоять мне и Василю, потому что он убил всех мужчин, которые принесли ему идолов из своих домов. Василь был похож на зверя и не щадил никого. И я помогал ему.
Убив мужчин, мы уничтожили всех парней в селе – всех парубков и подростков. Только женщины, старухи и малые дети выжили. Но их дома, их скотина, их колоды – все сгорело.
Это сделали Василь Вивчар и я. Мы были жестоки, и нашей жестокости не было предела. А защитница села, на которую надеялись люди, старая ведьма, умерла, лишившись своей головы.
Огонь в печи разгорался неохотно. Старая газетная бумага еле тлела, и крошечные оранжевые язычки неохотно переползали на бересту, которая тоже больше дымила, чем горела. Дрова и вовсе не поддавались огню, а когда наконец занялись, то повалили столбы серого дыма.
Матвей возился с печью, ругал сырые дрова и прислушивался к шороху бесконечного дождя за окном. Еды в хижине прадеда не было никакой, но есть и не хотелось. Желудок все еще время от времени сжимался от болезненных спазмов, и Матвей понимал, что не смог бы проглотить ни одного кусочка.
Обмороженные пальцы медленно отходили, согреваясь, щеки болели – видимо, мороз Выхора прихватил и лицо. У прадеда нашлась старая-престарая мазь, пахнущая вонючим козьим жиром, но она помогла справиться с болью в обмороженных руках.
Нашлась и хорошая трава в хижине, которая прогнала сонливость и убрала желудочные спазмы. Матвей заварил ее вместо кофе и снова засел за старые письма.
Хрупкий пергамент хрустел под пальцами, буквы кое-где стерлись, и некоторые слова приходилось угадывать по обрывкам и общему смыслу текста. Но чем больше Матвей вникал в старую историю, чем больше одолевал старых слов, тем яснее понимал то, что хотел сказать автор этой истории.