Товарищ гвардии король

Послышался стук копыт, и прямо из воздуха возник всадник на соловом коне. Слева у луки седла висел круглый щит, за спиной виднелся саадак с луком и стрелами, а в правой руке он сжимал кривую саблю. Почему-то с Анненской "клюквой". Бадма сразу узнал его, хотя и ни разу не видел. Ничего удивительного — мало кто может похвастаться личным знакомством с совестью, но, почувствовав однажды её угрызения, каждый определит — она.

— Здравствуй, защитник Шаргай-нойон!

— Здравствуй и ты, воин. Пойдём, я провожу тебя в рай, ибо по делам и награда!

— А здесь?

— И здесь тоже он. Но Небесный Полигон не для людей, а для их верных коней, с честью погибших, но не предавших. Пойдём, воин.

— Постой, Шаргай-нойон, мой боевой товарищ…

— Оставь. Посмотри на него. Неужели ты не видишь — он счастлив. Он нашёл свой рай и в другом месте будет страдать. Пойдём, воин.

— Эх, пошли, однако! — Бадма присел, чтобы перемотать портянки перед дальней дорогой, но тут же вскочил и вытащил из-под обгоревшего комбинезона фуражку. — Я не могу, защитник Шаргай-нойон. Я не выполнил приказ и моё место не там, понимаешь?

— Хаишта, Бадма-мэргэн! И не печалься, ибо смерть твоя была достойной.

— Но дело несделанным…

Всадник нахмурился, собирая морщины на лбу.

— Да, долг превыше всего, — и громко свистнул. Рядом с ним всё так же из воздуха появился ещё один конь — огромный чёрный иноходец под серебряным седлом. — Садись, поехали к начальству, пусть оно решает, однако.

Небесный дворец поражал красотой и великолепием. Огромная золотая юрта, серебряная коновязь — воплощение мечты кочевника. Только стенд со свежими газетами немного выбивался из общей картины, но не портил её. На перекладине коновязи сидел орёл Ехэ-шубуун, негромко матерясь на всех известные ему языках, и чистил клюв и когти.

— Чего это он? — спросил Бадма у своего провожатого. — Разве можно ругаться в таком месте?

— Мне можно, — ответил орёл. — Проходи, не задерживай. Не создавайте очередь, товарищ.

— Действительно… Если птица говорить умеет, то не стихи же ему рассказывать. Быстро научился?

— Ты к Владыке пришёл или в стол справок? — недовольно проворчал Ехэ. — Надо было, и заговорил.

— У нас в батальоне старшина один есть. Вот это специалист — за два часа даже эстонца обучить русскому языку может.

— Так быстро? — Шаргай-нойон не был специалистом по европейским видам мелкой нечисти, но кое-какие слухи доходили и до него.

— Трибунал, однако, больше времени не давал.

— Молодец. Хорошие у тебя друзья, Бадма-мэрген.

— Кто, эстонцы?

— Нет, я про Трибунал-хана, — Шаргай спешился и показал саблей на открытую дверь. — Заходи, там решат твою судьбу.

Владыка неба патриарх Эсэге-Малан сидел на золотом троне и занимался разбором очередной свары между пятьюдесятью пятью добрыми и сорока четырьмя злыми тенгриями. По уму, конечно, такие вопросы должен решать Гэсэр, но после мерзкого пасквиля, написанного в городе Лукоянове, он отказывался спускаться на землю. Гордый, понимаешь. А видеоконференции же не признавал принципиально.

Появлению Шаргай-нойона и Бадмы патриарх даже обрадовался и прикрыл газетой лежащий на столе ноутбук. Работа подождёт, всё равно то и дело зависает, и пока подойдёт обещанный Николой-бурханом специалист по антишутхэрам, можно спокойно поговорить с достойными людьми.

— Сайн байна, воины! Присаживайтесь к столу, отведайте угощение, выпейте священного напитка, — в голосе Эсэге-Малана вдруг послышалось сомнение. — Или сразу по коньячку?

— Я на службе, Великий, — осторожно напомнил Бадма.

— А я? — внезапно разозлился небесный патриарх. — Работаю днём и ночью, глаз не смыкаю… А дел всё больше и больше. Вот скажи, какому му…, хм… мужественному человеку пришло в голову присоединить к Бурятии ещё и Монголию?

— Так не всю, товарищу Чойбалсану выделено место для проведения Великих Хуралов…

— Ага, под Пекином. И что, мне от этого легче стало?

— Да, но…

— Ладно, забыли, — отмахнулся Владыка Неба. Сзади него появился невысокий стол. — Присаживайтесь, это приказ.

Бадма дисциплину понимал, поэтому не стал спорить. А перекусить и вправду не мешало: после боя у немецкой речки с труднопроизносимым названием было просто некогда. Съеденные же по дороге бутерброды с колбасой из сухого пайка в счёт не шли. Им не сравниться со здешним угощением — позы, истекающие соком, конский урбян, варёное мясо, чаши с молоком и архи…

— Ну, за знакомство! — когда гости чуть перекусили и выпили чашу гостеприимства, Эсэге-Малан первым поднял стакан. — Начнём с главного.

— Разве коньяк главное в нашей жизни? — Бадме случалось раньше мешать пятизвездочный "Арарат" с молочной водкой, а потому представлял завтрашнюю медленную смерть. — Может, без него?

— Причём тут коньяк, воин? О нём ли разговор? Я о жизни вообще, — пояснил патриарх. — Как вы там, в Нижнем Мире? Тучны ли стада, хороши ли овцы и кони? Не идёт ли царь Салтан бусурманить христиан?

— Что?

— Ой, извини, перепутал. Вчера с поэтами… Не обращай внимания.