Товарищ гвардии король

Тем временем танкист (хоть это немного успокаивало Абрама) зачем-то нахлобучил на свою голову задом наперёд помятую генеральскую фуражку, обрызгал с головы до ног лежащего на носилках фон Такса и протянул руку за водкой. Чёрта с два Рубинштейн бы её отдал, но под требовательным взглядом генерал-майора Архангельского оторвал от сердца запечатанную белым сургучом бутылку. Перед началом церемонии, не веря в её успех, он предлагал использовать спирт, но Бадма отказался. Дескать, европейские духи слишком нежные и хрупкие, и при воздействии более крепких напитков могут быть буйными и непредсказуемыми. Пришлось пожертвовать неприкосновенным запасом.

Королевский механик-водитель беспокоился напрасно — бережливый бурят налил полный стакан, но выплеснул из него только по несколько капель на каждую сторону света. Потом сделал небольшой глоток и протянул водку генералу Архангельскому, как самому старшему.

— Выпить надо, однако. Всем.

Эта часть лечения понравилась Рубинштейну больше предыдущей. Особенно потом, когда ритуал совместного распития стакана закончился и Бадма предложил закрепить успех.

— Теперь много пить надо. Иначе злой дух, который из короля выйдет, в нас залезет.

— Да я этих духов по три десятка перед завтраком… — пробурчал генерал Раевский, похлопав по странного вида автомату.

— Что, отказываешься? — удивился третий генерал, который Абраму так и не представился. В стёклах его пенсне отражалось и подмигивало пламя костра.

— Что значит, "отказываюсь"? — Изяслав Родионович нахмурил брови. — Водку буду, но не из-за боязни какой-то нечисти, а из принципа. Мне, Лаврентий Павлович, не пристало… Ну, ты понимаешь.

— Зря, — в голосе генерала в пенсне прозвучало искреннее сожаление.

— Думал, тебе больше достанется? Фигушки.

— Да я не о том. Понимаешь, Изяслав Родионович, не чувствуешь ты самой сути, в корень действа не зришь. Это же не просто пикник какой на обочине, тем более таковым и не является… Вот скажи — отчего русский народ водку пьёт?

Раевский задумался. Видимо, Лаврентий Павлович собирался подвести философскую базу под намечающуюся гулянку. Надо же, а на первый взгляд про него такого и не подумаешь — интеллигент интеллигентом. Стёклышки поблёскивают, лысина опять же… Как есть профессор какой-нибудь биологии из Конотопского университета. Впрочем, кто знает, может быть, именно профессора и бухают всё свободное от науки время.

— Не так уж много пьёт русский человек, — вступился Изяслав Родионович за репутацию родного народа. — Разве что с устатку, после бани, в праздники. Да с получки если чекушку возьмёт. Или там от простуды. Не сравнить с теми же французами. Вот кто квасит по-настоящему. Немцы ещё… По объёму вроде и немного, но если засчитывать по результату — рекордсмены.

— Товарищ король не такой! — Абрам Рубинштейн не дал в обиду Его Величество.

— А вы, товарищ сержант, не путайте добропорядочного баварца, два года как русского, с разными прочими гансами. Король бы не одобрил. И народ его в том поддержит. Вы когда-нибудь слышали о диких оргиях, устраиваемых пруссаками ежегодно близ Мюнхена? Нет? Эх, молодёжь…

— Простите, товарищ генерал-майор, но я провёл молодость в Америке.

— Вот! — Раевский указующе наставил палец, и Рубинштейн поёжился. — Вот они, недостатки американского образования.

— Изя, — недовольно произнёс Лаврентий Павлович, — мы отвлеклись от темы, и ты не ответил на мой вопрос.

— Какой, о пристрастии русского человека вот к этому? — генерал посмотрел на костёр сквозь стакан и медленно, сквозь зубы, выцедил его. — А нету никакого пристрастия, товарищ Берия. Всё зависит от моего желания. Захотел — выпил. Спроси у Гавриила Родионовича, как мы с ним в Сирийской пустыне… Или на Синае. Воды не было, не то что водки. И представь, обошлись.

— Сравнил, — хмыкнул Лаврентий Павлович. — Вы с товарищем Архангельским не совсем… хм… Не о вас речь.

— О ком же? Или я чего-то не понимаю, или ты сам запутался.

— И вовсе не запутался.

— Конечно, вы, опричники, всегда отличались хорошей памятью.

— Я опричник? — товарищ Берия тонко улыбнулся. — А вот в письмах князя Курбского…

— Курбский врёт! — Изяслав Родионович отчего-то покраснел.

— Да, но…

— И он врёт! — рассердился Раевский. — Слушай, Лаврентий, ты специально всех от сути вопроса уводишь?

— Какого?

— Про русский народ и водку.

— А кто меня всё время перебивал?

— Может быть, это Курбский перебивал? — робко предположил Абрам, который очень не хотел, чтобы ссорились генералы. Крайним-то всегда останется сержант. — Мне его фамилия сразу не понравилась. Это не родственник Троцкого будет?

Генерал-майор Берия неожиданно поперхнулся и долго кашлял. Потом, сняв пенсне и вытерев выступившие слёзы, ответил:

— Возможно, вы и правы. Такую гипотезу историки ещё не рассматривали. Надо будет подсказать Михаилу Афанасьевичу.

— Не шути так, Палыч, — подал голос товарищ Архангельский, до этого молча поджаривавший на костре ломтик сала. — Тебе ли не знать, на что способен отмороженный талант в своей беспощадной любви к Родине. Давай лучше о бабах. Или о водке.