Трагедии

Не обошлось и без того, чтобы некоторые не попрекнули меня этой самой простотой, коей я так упорно домогался. Они полагали, что трагедия, почти лишенная интриги, не соответствует правилам театра. Я узнавал, жалуются ли они при этом на скуку. Мне сказали, что, по их признаниям, они нисколько не скучали, что многие места пиесы их весьма растрогали и что они с удовольствием еще раз посмотрели бы ее. Чего же им в таком случае нужно? Умоляю их быть о самих себе достаточно высокого мнения и не думать, что пиеса, трогающая их и доставляющая им радость, могла быть написана с полным пренебрежением к правилам. Главное правило — нравиться и трогать; все прочие выработаны лишь затем, чтобы выполнять его. Но все эти правила чрезвычайно сложны и мелочны, и я не советую никому разбираться в них: есть ведь дела и поважнее. Пусть уж на нас лежит забота прояснять трудности аристотелевой поэтики, зрителям же да будет уготовано наслаждение сочувствовать героям трагедии и проливать слезы. И да разрешат они мне сказать им то, что некий музыкант говорил македонскому царю Филиппу[126], утверждавшему, что какая-то из его песен не отвечает правилам: "Да не попустят боги тебя, государь, впасть в такую беду, что тебе пришлось бы разбираться в этих вещах лучше, чем мне".

Вот все, что я могу сказать этим людям, услаждать которых я всегда считал бы славным для себя делом, ибо что до составленного против меня пасквиля[127], я полагаю, что читатели охотно избавят меня от необходимости отвечать на него. Да и что отвечу я человеку, который и не мыслит вовсе и не способен членораздельно высказать какую-нибудь мысль? Он говорит о протасисе[128] так, словно понимает это слово, и требует, чтобы эта первая из четырех частей трагедии всегда непосредственно примыкала к последней, то есть катастрофе. Он жалуется на то, что слишком хорошее знание правил не дает наслаждаться пиесой. Но если судить по его статье, никогда не бывало жалобы менее обоснованной. По-видимому, он никогда не читал Софокла, которого весьма неоправданно хвалит за «многообразие событий» в его трагедиях, а о поэтике читал только в предисловиях к трагедиям. Но я прощаю ему незнание правил драматургии, поскольку, на счастье читателей и зрителей, он не пытается подвизаться в этом жанре. Я не могу ему простить другого — полного неразумения правил доброй шутки, в то время как каждое свое слово он старается сдобрить шуточкой. Уж не рассчитывает ли он позабавить порядочных людей всяческими «карманными увы», «господами правилами» и невесть каким количеством других низменных ужимок, которые осуждены всеми стоящими писателями, как он сможет убедиться, если когда-либо попытается их читать? Подобная критика — удел нескольких несчастных щелкоперов, которым никогда не удавалось привлечь к себе внимание публики. Они постоянно ждут выхода в свет какого-нибудь произведения, стяжавшего успех, и тогда набрасываются на него — не из зависти, ибо какие у них могут быть основания для зависти, но в надежде, что их удостоят ответа и тем самым извлекут из неизвестности, в которой они так и пребывали бы со своими собственными сочинениями.

Действующие лица

Тит[129], римский император.

Береника[130], царица Палестины.

Антиох, царь Комагены[131].

Паулин, наперсник Тита.

Аршак, наперсник Антиоха.

Фойника, наперсница Береники.

Рутилий, римлянин.

Свита императора.

Действие происходит в Риме, в дворцовом покое между половиной Тита и половиной Береники.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Антиох, Аршак.

Антиох.

Помедлим здесь, Аршак. Ну, что? Тебя дивитПокоя этого великолепный вид?В уединенности и пышности красивойОн тайны цезаря порой хранит ревниво.

С царицей юною, на миг забыв весь свет,Сюда приходит Тит для сладостных бесед.Покои цезаря вон тут, за этой дверью,За той — царицыны. Тебе как другу веря,Прошу: принять меня уговори ее.Как ни докучно ей присутствие мое.

Аршак.

Что слышу я? Мой царь ей докучать боится?

Ты — бескорыстнейший, вернейший друг царицы,Востока нашего славнейший из царей,Ее былой жених? Неужто можно ейВ надежде, что она супругой станет Тита,Спесивой быть, мой царь, с тобою так открыто?

Антиох.

Иди скорей! Одно необходимо мне —С ней побеседовать сейчас наедине.