Малколм Брэдбери — гениальный писатель. Я часто употребляю слово «гениальный», как вы заметили, но это действительно гениальный писатель. Как раз лучший его роман, по-моему, не «В Эрмитаж» и даже не столь знаменитый «The History Man» (у нас его перевели как «Исторический человек»), и даже не «Профессор Криминале», так хорошо в своё время переведённый Борисом Кузьминским и товарищами, а лучшая его книга, на мой взгляд, — это «Обменные курсы» и прилагающийся к ней путеводитель «Why Come to Slaka?», «Зачем ехать в Слаку?» (он у нас не переводился).
Кто такой Малколм Брэдбери вообще? Это писатель, которого относят традиционно к американскому или к английскому, или к вообще западному университетскому роману. То есть это человек, который хорошо пишет пародийные, комические романы о жизни интеллигенции, но, конечно, Брэдбери гораздо шире этого. «Обменные курсы» — это роман… Я после него, кстати говоря, очень многое узнал. Так сказать, были какие-то странные совпадения с «Орфографией» (в описании оперы). Это совершенно родной мне писатель, которого я не знал и близко, когда писал эту вещь. Роман, по-моему 1982 года.
Там пожилой профессор едет в страну соцлагеря Слаку, которая сочетает в себе балканские, советские, румынские, польские черты. Это славянское, южнославянское государство, где производят единственный сувенир — персиковый ликёр, персиковую водку. И есть единственное искусство — национальная опера. Все друг за другом шпионят. Там есть писательница-диссидентка, которая ради своего продвижения на Западе ему отдаётся. Там есть агент спецслужб, который за ним следит и пытается его использоваться. В общем, это роман о том, как тоталитаризм изуродовал абсолютно всё, как чистый, добрый, тихий американский профессор приезжает в страну людей, у которых давно двойная мораль, нет ничего святого, которые измордованы страхом; все они ужасно противные, всех их ужасно жалко. Это такой горький роман! И он так прекрасно переведён! И так смешно придуманный! Все приметы этой Слаки… Вот этот путеводитель «Why Come to Slaka?» — это просто самая смешная книга, наверное, которую я читал по-английски.
В общем, Малколма Брэдбери я очень люблю и вам всем рекомендую. «Обменные курсы», по-моему, Кудрявцева перевела, если я ничего не путаю. Сейчас уточню. [Екатерина Доброхотова-Майкова — прим.] «Обменные курсы» лежали — во всяком случае, ещё год назад — не распродаваемые во многих московских книжных магазинах. Думаю, можно их найти и сейчас.
«Вы упоминали, что Анька из «ЖД» считается вашим идеалом женщины. А смогли бы вы сойтись с повзрослевшей Анькой?» Наверное, нет. Анька же святая. Трудно жить со святыми. С похожей на неё — да, наверное. Но всё-таки Катька из «Эвакуатора» как-то мне значительно ближе.
Да, вот «Стеклянный шарик» назван «мощнейшей историей». Спасибо, но я пиарить не могу своих.
«Как вы считаете, в школе соответствующего уровня можно заинтересовать и увлечь любого ученика, или есть категории, за которые браться бесполезно?» Спасибо на добром слове, testik.
Я должен, по идее, ответить, что любого, но — нет, не любого (я реалист всё-таки). Дело в том, что есть люди, рождённые для профессии, которой либо уже не существует, либо ещё не существует. У меня был про это стишок: «В Англии пятнадцатого века // Спивается компьютерный гений». Есть профессии, которых ещё нет. Есть призвания, о которых мы ещё не знаем. Не каждого ребёнка можно заинтересовать нынешним миром. Наверное, учитель должен у каждого нащупывать — не скажу, что слабину, а наоборот — сильное что-то. Помните, как «Зимний дуб» у [Юрия] Нагибина: мальчик, который в школе был абсолютным лопухом, никого не слушал и не понимал, а когда учительница один раз идёт с ним домой, то он по дороге ей показывает и зимний дуб, и как снег в воде застывает, и как можно по орешкам отличить, лось это или не лось. Ну, удивительный какой-то текст! Видите ли, с каждым ребёнком домой не находишься, как это ни жаль.
И мне кажется, что тоннель роется с двух сторон — ребёнок должен сделать какое-то встречное усилие. Ну что мне всё время находить, где у него эта «открывашка»? Я думаю, что всех заинтересовать нельзя. Поэтому я исхожу из того (не знаю насчёт политики), что педагогика — это искусство возможного. Есть у тебя в классе три пары горящих глаз? Слава богу. Для них и говори. А остальные подтянутся. Просто исходить из слабейших — неправильно.
«Ваше отношение к фильму «Чучело»?» Прекрасный фильм. Там очень сильные были все эти сцены избиения под рок-музыку. Знаете, какая штука? Я сейчас стал его смотреть и понял, что я не выдерживаю, не выношу, потому что он слишком всё-таки мрачен, он слишком безвыходен: пейзажи эти, дети эти. Тогда были такие дети. Были очень страшные классы. Были очень страшные взрослые и дети, растлённые цинизмом, такие маленькие старички. Сейчас, в общем, мой нынешний, если угодно, старческий взгляд уже не выдерживает этой жестокости. Это очень жестокая картина.
«Знаете ли вы писателя Серафима Роуза, — да, знаю, — и христианского философа Льва Тихомирова?»