Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015 полностью

Наверное. Я бы с удовольствием прочёл. И знаете, про какие вещи? Но ему будет обидно, наверное, потому что он же ждёт, что я гадости буду говорить, а я буду говорить приятное — а для него, мне кажется, это худшая обида. Но если уж о чём-то и говорить, то я бы очень хвалил. Я бы хвалил «Дневник неудачника», совершенно гениальную прозу в стихах. Вот где стихи настоящие! Я бы хвалил «Укрощение тигра в Париже», а особенно главу про котёнка. Изумительный, нежный и сентиментальный роман! Рассказы «Mother’s Day», «Смерть старухи» — рассказы потрясающие, совершенно удивительные. «Обыкновенная драка». Вот такие вещи. Я бы хвалил его новеллистику. И я думаю, что это для него было бы ужасно. Помните, как садист и мазохист беседуют? «Ударь меня, ударь!» — кричит мазохист. Садист говорит ему: «А вот не ударю!» А вот не ударю! Потому что люблю.

«Есть ли у нас хорошая фантастика без политического подтекста и без «высокого гражданского звучания», а просто фантастика вроде Мирера, Булычёва?»

Ну как это у Булычёва и у Мирера нет гражданского звучания (а особенно у Мирера)? «Мост Верразано» — там нет высокого гражданского звучания, что ли? Я знал хорошо Александра Исаковича. Это был, по-моему, гениальный человек, реализовавшийся в своей прозе далеко не полностью. Автор замечательной прозы: «Обсидиановый нож», «У меня девять жизней», «Дом Скитальцев» (самая знаменитая его вещь).

Если вы ищете фантастику совсем без подтекста, а просто ради чистого наслаждения, я бы вам посоветовал «Глегов» Ариадны Громовой, Геннадия Гора (в особенности повесть «Мальчик»), посоветовал бы, наверное, совсем раннюю, но уже абсолютно гениальную повесть Алексея Иванова «Земля-Сортировочная». Вот такие вещи посоветовал бы. Ну как вам сказать? Это чистый пир фантазии, такое пиршество. Некоторые рассказы или сказки Петрушевской. «Номер Один» Петрушевской, кстати, — замечательный роман, действительно номер один в её творчестве, лишённый прямых социальных подтекстов. Он очень страшный. Ну, очень жестокая книга, а вторая часть особенно, там просто… Но вам понравится. Мне тоже очень нравится.

«Кто более образован в вопросах литературы — Набоков или его герой Гумберт Гумберт?» Автор всегда образованнее героя. Это очень грустно, но это так.

«Какое ваше отношение к стихам Елены Щаповой (де Карли)?» И к стихам, и к прозе отношение, к сожалению… Скажем так: мне это не интересно совсем.

«Ваше мнение о «деле библиотекарей»?» Уже высказался. И завтра можете посмотреть на «Дожде».

Понимаете, тут есть некоторая несовместимость жизни, некоторая стилистическая несовместимость. Если у вас идёт война, доходящая до того, что вы арестовываете библиотекаря за распространение украинской литературы, то в этих условиях присылать труп военнослужащего и говорить, что он повесился из-за ссоры с девушкой, — это неправильно. Когда во время войны, которую вы позиционируете как великую, гибнет герой, он гибнет как герой, он пал смертью храбрых, других вариантов нет. А у вас священник забывает… не забывает, а отказывается его отпеть, потому что нельзя самоубийцу отпевать. Это стилистическая несовместимость.

Нельзя одной рукой направлять Гиркина (Стрелкова) в Славянск, а другой рукой его разоблачать и кричать, что он убийца, потому что он, видите ли, стал представлять для вас опасность. Я предупреждал, кстати, что это будет. Все говорят: «Вот ваши прогнозы не сбываются». Да как же они не сбываются? Вот они сбываются — уже начали его травить. Я категорически против того, чтобы…

Понимаете, я за стилистическую цельность. Меня очень смущают все эти диссонансы. Нельзя, с одной стороны, говорить «наши друзья и партнёры», а с другой — про «радиоактивный пепел». Даже ужасная определённость, даже ужасный конец лучше, чем ужас без конца. Я, конечно, не хотел бы, чтобы за два дня танками прокладывали путь на Киев, но: или вот такая риторика и «дело библиотекарей» — и тогда действительно быстрый конец; или уж, простите, полный отыгрыш назад — и тогда никакого «дела библиотекарей».

Ну просто смешно! Смешно бороться с журналом «Барвинок». Смешно пожилую женщину арестовывать из-за того, что у неё есть книги про Бандеру в её украинской библиотеке. Я хорошо знаю эту библиотеку. Она находится в том же здании, где раньше было «Сити FM». Просто оно потом переехало оттуда, да и меня оттуда погнали. Ну не то чтобы погнали, а сделали невозможной там мою работу за несколько упоминаний о московских митингах в эфире. Ну, что поделаешь? Тогда попёрли оттуда, кстати, всё начальство наше любимое. Поэтому я хорошо знаю эту библиотеку и прекрасно понимаю, что если бы в этой библиотеке хранилось что-то действительно экстремистское или радикальное, то, конечно, профессиональный библиотекарь ущучил бы это немедленно и выкинул оттуда. А теперь ещё говорят, кстати, что эти книги были подброшены.

«Знакомы ли вы с творчеством Латыниной? — знаком. — Не возникали ли у вас ощущения, что «Вейская империя» — это «Трудно быть богом» наоборот?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия