Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

И ещё я хочу сказать одну важную штуку. Конечно, Шварц не был бы знаменитым писателем и писателем бессмертным, если бы он не был просто гениальным драматургом, если бы он не знал гениально законов драматургии. Лучшая сцена, когда-либо написанная Шварцем… Я не говорю о последней сцене — объяснение принцессы с принцем: «Я покажу тебе комнату, в которой я столько плакала. Я покажу тебе три полки моих книг о медведях!» Это невероятно! Я не могу это пересказывать.

Но, конечно, самая мучительная сцена — это когда смертельно раненый, как ему кажется, Ланцелот (его выходили, но мы-то этого не знаем) произносит свой последний монолог, и среди этого последнего монолога о любви постоянно всплывает ремарка «музыкальный инструмент отвечает». Вот этот рефрен музыкального инструмента, который бессловесно отвечает умирающему, — это потрясающий диалог, конечно! Немножко похожий на пьесу Шнитке, где идёт загробный диалог альта на сцене и скрипки за сценой, если я не путаю. Ну, по-моему, у Шнитке есть такая пьеса музыкальная. У Шварца это гениально решено! Понимаете, бессловесная музыка, которая вторгается в этот диалог — тонкий ритм, рефрены, повторы мелодические, — это показывает, что он действительно великий писатель.

Кстати, у Шварца есть просто очень смешные и прелестные пьесы (например, как «Голый король»), но самые пронзительные, добрые, беззащитные и человеческие его тексты, эта живая человеческая интонация, противопоставленная ледяной лавине, — это работает безупречно. И именно поэтому Шварц с его кажущейся наивностью, с его кажущейся простотой — это главный писатель XX века, главный писатель этого времени, потому что, кроме человечности, ничего нет. Это то единственное, что можно противопоставить смерти. И поэтому Шварц оказался вечен.

А мы с вами услышимся через неделю.

*****************************************************

06 ноября 2015

http://echo.msk.ru/programs/odin/1652598-echo/

Д. Быков― Здравствуйте, братцы! Доброй ночи! Дмитрий Быков с вами в программе «Один». Как всегда, первый час посвящён форуму, а второй — письмам, которых в этот раз очень много, спасибо. На форуме, впрочем, тоже довольно густо.

Что касается лекции. Я должен признаться, что своим волюнтаристским решением я выбрал Петрушевскую. Решение не совсем моё. Меня об этом попросили участники моего сообщества ru-bykov.livejournal.com. Я не участвую в нём никак, только иногда комментирую. Вообще-то, моя бы воля, конечно, я бы не вывешивал все мои публикации, чтобы не было видно, какое у меня количество повторов. А оно неизбежно, потому что я же не могу меняться. Моё мнение по разным вопросам — более или менее константа. Но я очень люблю это сообщество, его ведущего Лёшу Евсеева в частности, я ему за многое благодарен. Привет вам, Лёша! И поэтому — раз он попросил, то я отказать не могу.

Очень много заявок пришло почему-то вдруг на поэтов. Больше всего, видимо, по следам лекции про выбитое поколение тридцатых годов, про Павла Васильева, — восемь заявок. Я с удовольствием о Васильеве, хотя и с болью большой, расскажу в следующий раз. Это выдающийся поэт. Думаю, что, и великим его назвав, я не ошибусь.

Очень много что-то заявок на Лимонова. Братцы, я не буду читать лекцию про Лимонова, я уже это сказал. Я могу говорить о нём одно хорошее, а его это травмирует. Зачем нам травмировать прекрасного человека?

Если несколько раз подряд я не отвечаю на вопросы и не комментирую людей, которых вы просите прокомментировать, то это потому, что мне эти люди неинтересны, или они больны, и мне не хочется им добавлять страданий, или они мне неприятны по каким-то причинам. Говорить об этом я не хочу, чтобы не добавлять в ночной эфир (и так достаточно динамичный) некоторую толику лишнего напряжения. А просто вы можете понять: если я об авторе не говорю, значит этот автор либо мне противен, либо болен.

«Вы как-то сказали, цитируя кого-то, что Ницше надо успеть прочитать в детстве. Не является ли эта формула капитуляцией перед плотными по мысли текстами?»

Нет, во-первых, это был Роберт Шекли, большой шутник. Мы с Иркой его интервьюировали (просто потому, что Лукьянова лучше меня говорит по-английски), это хороший был разговор, Шекли был очень доброжелателен. И я думаю, что он сострил всё-таки отчасти. Он прочёл «Так говорил Заратустра» в тринадцать или четырнадцать лет, «Also sprach Zarathustra». И он сказал, что после четырнадцати читать Ницше бессмысленно, потому что становится смешно, высокопарно, напыщенно.

Илья Кормильцев, наоборот, полагал, что Ницше — конечно, это для взрослого чтения, и вся его напыщенность происходит от переводов, потому что в оригинале Ницше чрезвычайно изящен и лапидарен. Я вообще полагаю, что Ницше — это писатель для подростков, потому что он мотивирует к поиску, мотивирует к высокой самооценке, а это подростку необходимо. А потом, в позднейшие годы, не знаю, «Заратустру» — наверное, нет, а «Рождение трагедии из духа музыки» можно читать, по-моему, и в зрелости.