Пожалуйста, попробую. Майринк — писатель гораздо менее чёткий, гораздо менее опять-таки структурированный, чем Кафка; фабула его почти всегда произвольна. Кафка очень рационален, — рационален, как страшный сон, как кошмар, в котором тоже всё подчинено безусловной логике. Это не совсем человеческая логика, но внутри себя это логично. Понимаете, Кафка объективнее, Кафка говорит о трагедии человека и закона, о трагедии человека и мира, человека и ветхозаветного бога. Майринк гораздо более произвольный, он более импрессионистический такой, более настроенческий. Мне кажется, Кафка избывал трагедию, а Майринк выдумывал истории. То, что Майринк очень любил Хармса, например, — это, конечно, о многом говорит. Но как раз мне кажется, что Хармс — явление более кафкианское. Понимаете, Майринка хорошо читать, но я не могу сказать, что он меня как-то интеллектуально особенно стимулирует.
Вот этот вопрос уже был, я его уже нашёл…
«Интересно ваше мнение о творчестве Витольда Гомбровича. Его основная идея не могла не вызвать вашей активной реакции — не столько как критика и писателя, а скорее как педагога».
Знаете, я не знаю, какую основную идею Гомбровича вы имеете в виду. У меня есть ощущение… Во-первых, я не всё читал. Я не читал «Космос», например. Я читал «Порнографию», «Фердидурку» и «Ивонну, принцессу Бургундскую». Это прелестная пьеса, очень хорошая, абсурдистская, но не настолько абсурдистская. Я не буду её пересказывать. Прочтите её, она широко представлена в Сети. Это хорошая трагедия, настоящая.
Знаете, Гомбровичу присуще было какое-то иррациональное чувство истины, иррациональное чувство того, что жизнь сложнее, чем мы думаем. Вот эта Ивонна, которая на самом деле и есть смысл жизни, просто она молчит всегда — такая вечная женственность. Это интересная вариация на тему вечной женственности XX века. Она дура, она не говорит, но она что-то такое в себе несёт очень важное, во что все влюблены, что всем напоминает об истине. Вот истина, она такая.
Кстати говоря, я не знаю, читал ли Юлиу Эдлис эту пьесу, Царствие ему небесное (наверное, не читал), но он ввёл в пьесу о Вийоне «Жажда над ручьём» вот такую же постоянно молчащую девушку, которая везде сопровождает Вийона, просто смотрит огромными глазами и ничего не говорит — и её все называют дурочкой. А в конце гениальный финал, когда Вийон уходит по лестнице наверх, а она остаётся на авансцене и читает «Я над ручьём от жажды умираю». Ох, как это было хорошо сделано! В нашей жизни тоже всегда есть какие-то молчаливые сущности, которые кажутся нам идиотами, а на самом деле они-то всё и понимают.
«Мне и всему классу училка литературы насаждала теорию о философии, которая на стыке естественных и гуманитарных наук. Я не могу с этим согласиться».
Я тоже не могу с этим согласиться. О философах Пушкин очень хорошо говорил: «Они сидят в яме, им кидают верёвку, и вместо того, чтобы вылезать, они спрашивают: «Верёвка вещь какая?»». Это очень справедливо.
«Людены уже есть? Вы ждёте контакта или уже контактируете?»
Конечно, контактирую. Обязательно контактирую. Все эти разговоры, что «хватит про люденов»… Я бы рад, но вопросы приходят. И все эти разговоры, что «никаких люденов нет, и всё это глупости»… Знаете, это «то, чего я не вижу, не существует», да? Помните, как Свинья у Щедрина говорит (никаких аналогий, просто говорит): «Живучи в хлеву, никаких я солнцев не видывала». А Правда ей отвечает: «Это потому, свинья, что ты по природе своей не можешь глаза поднять, рыло своё». Ну, если вы не видите чего-то, то это же не значит, что этого нет.
Вопрос о Валентине Пикуле: «Уделите минутку и расскажите о своём отношении к нему. Зимой прочёл его «Нечистую силу» и «На задворках великой империи». Он меня поразил».
Он был хорошим писателем. «Нечистая сила» — наверное, лучшее его произведение. Оно вызвало большой скандал при своём появлении в «Нашем современнике» (оно тогда называлось «У последней черты»), а мы как раз выписывали «Современник», и я всю эту прелесть прочёл. То, что это роман антисемитский, — отчасти верно. То, что критика партийная в адрес этого романа была справедливой, — неверно. Его критиковали не за антисемитизм, а за возможные аналогии с распадом советской империи, советского строя. Это неплохой роман. Пикуль вообще написал очень хороший роман «Пером и шпагой», я считаю его одним из лучших, очень хороший роман «Слово и дело» об эпохе Анны Иоанновны, неплохой роман «Фаворит». Он знал много, у него была прекрасная библиотека, он умел интересно излагать.