Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015 полностью

«В прошлой программе вы сказали, что уедете вести курс лекций в Америке. Найдите возможность быть в программе «Один» по Skype». Найду, спасибо. Обязательно найду, конечно.

«Кто, по вашему мнению, является самым недооценённым и незаслуженно забытым русским поэтом второй половины XX века?»

Самым недооценённым — Чухонцев, несмотря на то что у него есть премия «Поэт». Я назвал бы Слепакову, но её нельзя назвать незаслуженно забытой. Она посмертно как раз удостоилась очень громкого признания, и её стали печатать со страшной силой. Как правильно сказал Кушнер, «при жизни полюбить Слепакову мешала она сама». Да, это так и есть. Хотя она была человеком огромного обаяния и очарования.

Из прозаиков мне проще назвать, потому что поэтов всё-таки кто-то знает. Мне кажется, что Леонид Липьяйнен, например, — совершенно забытый прозаик, а между тем вот из кого мог бы получиться «русский Пруст». Замечательный был писатель, очень серьёзно писавший о собственном детстве и рано умерший. Майя Данини — совершенно забытый прозаик, тоже петербуржский, но удивительно прекрасный. «Ладожский лёд» — это книга о детстве, одна из лучших, которые я знаю. Ну, много. Если так начать вспоминать, то там были удивительно яркие и громкие имена. А из поэтов? Поэтов всё-таки, слава богу, оценивают более или менее адекватно.

«Приходилось ли вам читать стихи Владимира Богомякова?» Увы, нет. Придётся.

«Поделитесь своими впечатлениями о фильме «Ангелы революции».

Мне очень нравится эта картина. Она умная, сложная. Я вообще люблю Федорченко. Но есть такая профессия — сценарист. Например, сценарий фильма «Гори, гори, моя звезда» писали Дунский и Фрид, два великих сценариста. Поэтому картина, снятая про то же самое — скажем так, про соотношение революционной эстетики и досоветской архаики, русской архаики, — она получилась весёлой, увлекательной, сентиментальной, чувствительной, удивительно динамичной. А фильм Федорченко герметически закрыт от зрителя, и он довольно трудно смотрится. Ну, мне было трудно. При том, что в нём есть совершенно гениальные куски. Всё это язычество там представлено очень хорошо. Вот эта сова… «Что с ней случилось. Она утонула? Она моя сестра?» — и потом выбрасывает эту сову. Диалог с мальчиком про сову — изумительный кусок. А какие вообще замечательные диалоги, какая потрясающая сцена с дымом, на который проецируются портреты! Да нет, замечательный фильм. Просто мне бы хотелось, чтобы он был ещё увлекательнее, чтобы он был зрелищнее, чтобы в нём были такие живые герои, как Искремас. Но это надо придумать, это Дунский и Фрид были молодцами.

«Вчера посетил лекцию Алины Сабитовой в «Книгах и Кофе» с тайной надеждой увидеть наконец живого Быкова, — я потом пришёл. — Провёл вечер не без пользы. Но, как справедливо заметила Алина, доклад и фильм Навального тоже своего рода донос. А что для вас донос? Андрей, 62 года».

Я не знал, что она там это сказала, потому что, как вы знаете, на лекции я не был. Это Сабитова, моя выпускница, читала лекцию «Поэтика доноса». К сожалению, я её не слышал. Иначе бы, наверное, меня от такого утверждения хватил кондратий. Мне очень горько… Знаете, в известном смысле можно назвать доносом любую апелляцию к общественному мнению, но в том-то и дело, что донос по жанровому определению к общественному мнению не апеллирует, а он апеллирует к начальству. А то, что делает Навальный, — это не ябедничество совсем, а это публичное разоблачение, демонстрация чёрной магии с последующим разоблачением. Я просто знаю, что у очень многих молодых людей Навальный вызывает страх, какие-то тоталитарные тенденции в его поведении им кажутся странными. Я рад, что было так спорно, что была такая дискуссия, но я никогда не соглашусь это называть доносительской деятельностью.

«Прочитайте что-нибудь рождественское, доброе».

Что вы хотите рождественского и доброго? Мне надо подумать. Я с удовольствием прочёл бы «Рождественскую звезду» Пастернака (по-моему, лучшее стихотворение в русской литературе XX века), но вы же можете послушать его в более качественном исполнении, а главное — прочитать сами. Хотите? Давайте сделаем это. Если я не разревусь, давайте я в начале следующей четверти прочту «Рождественскую звезду». Я её наизусть знаю.

«Я мама мальчика, лечившегося от рака в РДКБ. Пожалуйста, не ругайте, не критикуйте людей, которые помогают детям в этот страшный период. Это просто ад. Я как мама говорю людям, волонтёрам, спонсорам, фондам и всем «спасибо». Кто был там и это пережил, может ли сказать иначе?»

Елена, я не критикую этих людей. Я критикую тех людей, которые занимаются публичной благотворительностью и, на мой взгляд, при этом недостаточно деликатно себя ведут. Такие люди есть. К сожалению, я не могу вывести полностью из-под критики людей, которые занимаются благотворительностью, потому что тогда получается, что они уже приобрели святость. При виде откровенных сектантов, к сожалению, я не могу молчать. И очень много раз уже подтвердились многие мои опасения. Не буду называть конкретные имена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия