Транзит Сайгон - Алматы

Они уже почти вышли к побережью Красной реки, когда вдруг услышали за своей спиной резкий свисток квартального и грубый окрик: «Эй вы, кто такие, куда следуем?». Шланг немедленно выпалил: «Бегите, я задержу их», и Кузнец со Стрижом мгновенно нырнули в ближайшую подворотню. Шланг тем временем развернулся, выстрелил в сторону патруля и пустился наутёк в другую сторону. Ему вслед тоже пальнули из карабина, а потом за ним в погоню сорвалось трое солдат. Пробежав полтора квартала, Шланг снова развернулся, произвёл несколько выстрелов вслепую и попытался скрыться в ближайшем подъезде, но его заметили. Миновав пару этажей, он замер в пролёте. Когда солдатня ворвалась в подъезд, он сразу выстрелил в просвет между перилами и побежал выше по ступеням. Взобравшись ещё на этаж, он лихорадочно трясущимися пальцами вставил ещё три патрона в барабан, рывком вставил его на место, крутанул и прислушался. Темноту прорезал хриплый крик:

— Стойте, олухи. Сукин сын убил меня! Я умираю.

— Мой капрал, что с вами, вы ранены? — отозвались солдаты.

— Говорю вам, я убит, кретины.

— Не двигайтесь, надо сделать перевязку, — залопотали солдаты.

— Воды, найдите мне воды, — хрипел капрал. — Я пить хочу.

Шланг начал на цыпочках спускаться вниз. Дойдя до первого этажа, он различил маячивших над умирающим капралом во тьме двух солдат. Молодые парни… Он выстрелил два раза и расчистил себе путь.

— Пристрели меня, сукин сын, — взмолился капрал, зажимая руками пулевую рану в животе, из-под которой сквозь пальцы обильно струилась кровь.

Но Шланг лишь покачал головой, отобрал его карабин, козырнул капралу своим картузом и был таков. Выбравшись из подъезда, он рысцой побежал сквозь тьму в сторону центральных озёр, где они с товарищами условились о встрече, угадывая направление по смутным очертаниям домов в тусклом свете новолуния. Когда он достиг улицы Ожерелий, его там встретили радостные возгласы, и даже аплодисменты. Его друзья вместе с ханойскими повстанцами уже соорудили поперёк проезжей части неприступную баррикаду от здания к зданию, в центре которой красовался угнанный Хайфонцем грузовик с установленным в кузове на мешках станковым пулемётом. В эту минуту Стриж, взобравшись по водосточной трубе, закрепил на карнизе древко с красным стягом. Толпа снова взорвалась буйными, возбуждённо-радостными криками и аплодисментами. Все они готовы были стоять здесь до конца, сражаясь за победу коммунизма. А неприятель тем временем, уже рассредоточивался по центру города.

В течение часа вдоль всей улицы Ожерелий, на подходах к озеру Возвращённого меча, и особенно у дворца Бакбофу, завязались ожесточённые перестрелки, которые не смогли погасить даже танки и тяжёлая бронетехника, брошенные французами в атаку. Блицкриг д’Аржанлье и Леклерка захлебнулся в потоках крови. Точка невозврата осталась далеко за спиной.

5.

Очень важно знать свою собственную мощь и использовать её соответственно. После двух месяцев городской герильи, товарищ Зиап дал приказание закалённому в боях столичному полку отступать в горы. По пятам за повстанцами постоянно следовала армейская махина Французского союза, но она каждый раз настигала лишь следы стоянок своей жертвы, опаздывая то на сутки, то лишь на пару часов. Ханой, Лангшон, Каобанг — город за городом, Франция занимала жизненное пространство вдоль китайской границы, оттесняя воинов Сопротивления в сторону неприступных скал и непроходимых чащоб Танчао посреди массивов Вьетбака. Постоянно ведя учёт своих сил и войск соперника, доступности провианта, изучая местность возможных сражений, Зиап полностью осознавал свою текущую задачу: ускользать подобно змее, исчезать подобно призраку, уклоняться от лобового столкновения всеми способами, беречь свои малые силы перед лицом абсолютного численного и технического превосходства. И постепенно, по кусочкам, собирать свою армию, истово обращая народ в свою жаркую веру.

Совсем иным складом характера обладал генерал Жан-Этьен Валлюи. Нисколько не сомневаясь в своём превосходстве, он так и лез в драку, желая проучить врага, задать ему показательную трёпку и увенчать её зрелищной казнью Хошимина и Зиапа. Избавившись от этих смутьянов, он обезглавит движение инертных масс, обезвредит целый народ. Лавры будут потом.

«Лавры подождут, — думал он про себя, сурово играя желваками перед зеркалом. — Сначала я задам им жару и преподам им урок». С тех пор как немцы отпустили его улепётывать в Дакар, продержав год у себя в плену, Жан-Этьен не знал поражений и привык побеждать, как правило, благодаря абсолютному численному и техническому превосходству. Он одолел армии таких могущественных африканских держав, как Сенегал, Марокко, Алжир — одним словом лавров у него вполне хватало, и он привык мнить себя героем и бывалым воякой. Посоветовавшись с Сованьяком, первым десантником Франции, он живо набросал в уме план того, как провести блицкриг в джунглях Танчао, выманить неуловимого врага из укрытий, зажать его в клещи и сжечь дотла в импровизированном лесном котле. Потом уже будут лавры.