Трехсотлетие

— И я тоже, мальчик мой. Слишком занята, чтобы ковыряться в этой чухне. Но один из моих ассистентов изыскал время.

— И там что-то написано насчет Дедала?

— Не-а. Насчет 61 Лебедя. О том, как сумасшедшие научники хотят выдать тамошним чудовищам тайну жизни на Земле.

— Они нас на эти, народбургеры пустят.

— Типа того.

На склоне холма, в "естественном" амфитеатре, сооруженном из лунной пыли и земной травы, расселось больше трех тысяч человек. Все они перекрикивали друг друга. Бемис только что открыла им правду насчет экспедиции к 61 Лебедя.

— Тише, пожалуйста, тише, — взмолилась Бемис. — Итак, вы понимаете, что мы не можем транслировать это совещание. Земля просто свяжет нам руки. К тому же в этот самый момент база в пятой точке для масс-медиа сурков недоступна. Передатчики повернуты в сторону от Земли, а челнок с запасными ремонтируется в Кейпе. Остальные же два челнока у нас здесь. Умоляю вас — и всех ваших родственников там внизу, которые не хотят вылететь с работы, — сохранить в секрете самое отчаянное предприятие со времен истории с подвесками королевы. Хотя бы до нашего отлета. Теперь глава отдела общественных наук доктор Левенталь выступит с обращением к вам по вопросам отбора экипажа.

Чарли ненавидел выступать на публике и на этом собрании чувствовал себя, пожалуй, как древний христианин, которого собрались скормить львам. Поднимаясь на трибуну, он рассеянно разглаживал мятые листки с заметками.

— Э-э, основная трудность... — Тысяча человек, как один, попросила его говорить разборчивее. Он подправил микрофон. — Основная трудность состоит в том, что нам хватит места только для тысячи человек. Это значит, что улететь сможет только каждый четвертый из желающих. — По аудитории прокатился ропот негодования. — Но мы бы не хотели проявлять излишний деспотизм в отборе команды... я просто разработал определенные правила, и доктор Бемис согласна с ними. Никто пускай даже не надеется полететь, если ему или ей потребуется медицинский уход. По тем же соображениям кандидатуры людей преклонного возраста рассматриваться, скорее всего, не будут, ну, за несколькими исключениями.

Абигайль сказала очень тихо:

— Шестьдесят четыре года — это еще не глубокая старость, Чарли. Я полечу.

Это были ее первые слова на собрании.

Он продолжал, не отрывая взгляда от Бемис:

— Во-вторых, мы должны оставить здесь тех специалистов, чьи знания и опыт абсолютно необходимы для функционирования базы L-5. В том числе... энергостанции.

Она улыбнулась.

— Мы не хотим разлучать супружеские пары, по крайней мере тех, кто прожил вместе дольше... девяти лет. Но детей мы возьмем. — Он подождал, пока уляжется всеобщее смятение. — Дети — наш бесценный экспедиционный груз. Вам придется найти им приемных родителей. Может быть, они станут участниками следующей экспедиции. Ибо мы... не можем себе позволить лишнего груза. Мы понятия не имеем, что ждет нас на 61 Лебедя — тысяча кажется внушительной цифрой, но на самом деле этого мало. Мало, если принять во внимание, что нам нужен представительный срез всего человеческого знания, всех умений и способностей. Не ровен час, окажется, что исполнитель мадригалов ценнее физика плазмы. Никто не знает, как оно получится.

Четыре тысячи человек сумели сохранить тайну. Не столько благодаря силе духа, сколько из-за глубоко укоренившейся параноидальной боязни Земли и землян. Да и пресловутое трехсотлетие сенатора Коннорса им выпало очень кстати.

Хотя официально существовал Единый Мир, управляемый Волей Народа, некоторые регионы были равнее других. Национализм отнюдь не отмер. Этот фактор обладал реальной значимостью.

Второй важный фактор был связан с однозначными чувствами сурков к термоядерным бомбам, складированным в Хельсинки. Все они были как минимум столетней давности, а то и старше. Антиквариат. Ученые уверяли, что они совершенно безопасны, но все понимали, как это бывает.

Технически бомбы все еще принадлежали отдельным странам, которые некогда согласились от них отказаться, в соотношении 9 к 1 в пользу США и России против остального мира. Эта десятая часть приходилась на сорок две страны. Каждые несколько лет собиралась всемирная ассамблея, на которой проходили ожесточенные споры, что же делать с этими дьявольскими устройствами. Всем хотелось от них поскорее избавиться, желательно каким-нибудь полезным образом.