Третий лишний. Он, она и советский режим

В городах СССР работают одновременно несколько десятков тысяч профессиональных проституток. Размеры этой незримой армии то несколько уменьшаются, то возрастают, достигая в отдельные годы 100.000 и более. Надо оговориться, однако, что понятие про фессиональная проститутка в среде советских жриц любви означает нечто иное, нежели на Западе. Хотя основной доход и те и другие получают в качестве гонорара за половые услуги, но при этом советская вынуждена где-то служить или хотя бы числиться на работе. Совмещение двух профессий вызвано как экономическими, так и политическими особенностями советской жизни. Проститутка одновременно может быть медицинской сестрой, чертежницей, лаборанткой, актрисой или заводской рабочей низкой квалификации, а также студенткой института или техникума. Заработная плата этой категории крайне низка и не достигает даже 100 рублей в месяц. А стипендия студенток — еще ниже. На такие гроши даже прокормиться трудно. И уж совсем невозможно приобрести все то, что так манит женский глаз: красивое платье, туфли, парфюмерию, сумку, перчатки. Выход на панель десятков тысяч наиболее привлекательных и молодых особей женского пола — единственный для них выход из нищеты.

Ситуация эта, хотя и крайне осторожно, была однажды затронута в беседе московских журналистов с министром торговли РСФСР Павловым (1974). Беседа состоялась после какого-то официального приема, когда министр пригласил представителей прессы к себе в кабинет на чашку кофе. Может быть, оттого, что общество собралось чисто мужское, разговор за кофе и коньяком коснулся проституток. Журналист Михаил Писманник заметил, что товарищ Павлов более других виновать в том, что сотни московских проституток ожидают своих клиентов возле гостиниц „Москва” и „Метрополь”, на Выставке достижений народного хозяйства (ВДНХ), а также на вокзалах и на станциях метро. „Отчего же, — удивился министр, — разве я кого-нибудь совращаю?” (Павлов использовал значительно более грубое выражение.) „Я не обвиняю Вас в этом, — ответил журналист, — но цены на женскую одежду и обувь, назначаемые вашим министерством, непомерно велики. Платье из крепдешина стоит 50–60 рублей, импортный шерстяной костюм — 150 рублей, а сапоги импортные — 120–150 рублей. Машинистке, секретарше, чертежнице, девушке-студентке такие покупки не по карману. Их родители, если они служат или работают на заводе на средней должности, тоже не могут делать своим дочкам такие подарки. Что же еще остается этим юным созданиям, кроме как выйти к гостинице „Метрополь” в поисках заработка, который позволил бы им оплатить свою одежду?”

В соответствии с правилами хорошего тона, принятыми в среде советских журналистов, Михаил Писманник тут же предложил министру, как наилучшим образом исправить положение. „Впредь, — посоветовал он, — следует продавать женскую одежду и обувь значительно дешевле, чем одежду мужскую”. Такое снижение цен должно, по мнению журналиста, оздоровить нравственную атмосферу страны и сделать проституток честными труженицами социалистических предприятий. Министр торговли обещал серьезно обдумать этот проект…

Едва ли нужно объяснять, что диалог в министерском кабинете был игрой. В следующие 10 лет цены на женскую одежду и обувь в СССР непрерывно возрастали. Одежду вы-ского качества можно приобрести сегодня только на черном рынке за огромные деньги. А такая, к примеру, вещь, как меховая шуба, и вовсе относится к предметам для трудовой женщины недостижимым. Из своей зарплаты она не смогла бы накопить деньги на шубу, даже если бы ничего не ела и не пила два — три года.