Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Опять и опять Коллонтай пытается плыть поперёк течения. Подписанный по инициативе Ленина Брестский мир воспринят ею как капитуляция перед ненавистным империализмом. На IV Чрезвычайном съезде Советов, проходившем в марте 1918 года, после переезда правительства в Москву, она выступает против ленинской линии: «…Этот мир… едва ли будет представлять нечто большее, чем бумажку, которую подпишут обе стороны, с тем, чтобы её не соблюдать… Сейчас уже началась другая война, определённая, ясная война белых и красных… Мы должны использовать этот момент, создавая интернациональную революционную армию. И если погибнет наша Советская Республика, наше знамя поднимут другие…» Сразу же после съезда она уходит из правительства. Вместе с ней покидает свой пост и Дыбенко. Вдохновлённые совместным бунтарством, Коллонтай и Дыбенко публикуют в газетах объявление о том, что они сочетались первым в республике гражданским советским браком. Пример всем: никаких венчаний, регистраций. Свободные буревестники революции объявляют товарищам о своём союзе.

Известие о «коммунистическом браке» было опубликовано в тот же день, что и постановление об отдании Дыбенко под трибунал. На следующий день он арестован по личному распоряжению Дзержинского. Ещё через несколько дней освобождён из-под ареста по ходатайству и за поручительством гражданской супруги. (Попробовали бы не освободить! Примчавшиеся из Питера в Москву толпы матросов чуть не разнесли дом, в котором помещалась ЧК). Бросив свою поручительницу, Дыбенко немедленно уезжает из Москвы и приступает к активному революционному буйству в рядах анархистов и левых эсеров в разных уголках необъятной России. Ленин шутил: мол, надо приговорить Дыбенко и Коллонтай к нескольким годам взаимной верности, это будет для них худшим наказанием.

Во власть Коллонтай более не вернулась. Она осталась членом ЦК, но статус её – специалист по женскому вопросу, не более. Должности, которые она занимала в 1918–1922 годах, всё какие-то бумажно-говорильные: член комиссии при ЦК РКП(б) по работе и агитации среди женщин, нарком агитации и пропаганды Крымской советской республики, заведующая женотделом ЦК РКП(б). В эти же годы выходят её книжки-манифесты: «Семья и коммунистическое государство», «Новая мораль и рабочий класс». Основная идея: в коммунистическом обществе все трудящиеся – одна семья, подобная пчелиному рою. Воспитание детей и хозяйственные заботы – общее дело трудовой коммуны. Любовь свободна, как проявление творческой индивидуальности, но только в той мере, в какой эта свобода не противоречит интересам трудящихся классов. Коллонтай становится властительницей дум коммунистической молодёжи, но политического влияния это ей не прибавляет. Последний всплеск её политической активности – дискуссия о профсоюзах и так называемая «рабочая оппозиция», которую она вместе с Александром Шляпниковым, своим другом по эмиграции, пытается создать в 1920–1921 годах. Опять наперекор реальности! Идея передать власть над производством и над рабочими самим рабочим, хотя и соответствовала идеалу самоуправляющейся трудовой коммуны, не могла иметь успеха в то время, когда выросшая в Гражданской войне партийная бюрократия начинала строить свои ряды.

Создать образцово свободную коммунистическую семью с Павлом Дыбенко тоже не получилось. В 1919 году она записывает в дневнике: «Нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова». На смену любви приходит трезвое, холодное видение человека. А человек этот – красивый, смелый, обаятельный, бестолковый, подвластный страстям порой довольно-таки низменного свойства… К тому же – кругом бушует Гражданская война; Дыбенко, красный командир, воюет (не очень, кстати, успешно) то на Дону, то на Украине, то в Поволжье, то в Крыму. Коллонтай сопровождает его, но гром войны – не её стихия. В ней вообще нет безрассудного авантюризма, который составляет чуть ли не главную особенность личности Павла.