Три факта об Элси

– Ты же знаешь, он напоминает мне о детстве и каникулах – о том, что я забыла.

– Помнишь, как в последний день мы искали, что купить? – начала Элси. – Чтобы деньги обратно домой не везти!

Я засмеялась:

– По традиции. Прощались с морем и брали что-то на память в доказательство, что мы здесь побывали. Хоть гальку с пляжа, да увозили.

Я еще смеялась, когда почувствовала, как прошлое змеей вползает мне в голову. Оно украло яркие краски и запах моря и звук голосов. Странно, как неожиданно это происходит. Словно прошлое и настоящее существуют параллельно, и стоит отвлечься, как проваливаешься в щель между ними.

– Детский плач.

Видно было, что Элси прислушивается, стараясь что-нибудь уловить сквозь гул разговоров вокруг и крики чаек над заливом.

– Не слышу, – ответила она наконец.

– Не сейчас, а тогда, в последний день. Плакал ребенок.

– А-а, – вспомнила Элси. – Да, плакал.

– А мы прошли мимо, решили, что кто-то другой поможет, – сбивчиво продолжала я. – Мы ничего не сделали!

– Что ты!

– Он утонул, сорвался с парапета в залив! Это было во всех газетах, разве ты не помнишь? Говорю тебе, это был маленький мальчик, которому мы не помогли!

Когда я огляделась, вокруг все смотрели на нас.

– Флоренс, тебе надо успокоиться. Слушай меня.

– Почему мы ничего не сделали? – дрожащими руками я начала складывать шарф на коленях. – Почему мы прошли мимо и не остановились?

– Да остановились мы! И втроем ждали на лестнице, пока не прибежала его мамаша. Мы даже потратили всю мелочь ему на мороженое!

Я перестала теребить шарф:

– Мы так и сделали?

– Да! – подтвердила Элси. – Его звали Фрэнки, разве ты не помнишь? – Я покачала головой. – У него были удивительно голубые глаза, вот такого цвета, – она показала на мой шарф. – Из-за этого мы с опозданием выехали домой. Твоя мама очень сердилась, но когда мы объяснили, что случилось, расцеловала нас в макушки.

Я почувствовала на своем лице улыбку.

– Расцеловала?

Элси кивнула.

– Знаешь, а ведь я до сих пор тоскую по ней, – прошептала я. – Хотя и понимаю, что уже все сроки вышли, сколько времени утекло…

– Мы добирались до дому целую вечность, потому что часом раньше возле Йорка произошла крупная авария.

Элси ждала, высматривая, найдут ли мои глаза это воспоминание, но иногда у меня просто нет сил искать.

– Вспоминай, Фло! Это важно. Очень важно.

– Почему?

Она взяла меня за руку:

– Просто важно, и все.

Когда мы поднялись уходить, я оглянулась на скамью. К спинке была привинчена табличка «В память Артура и Клариссы, любивших это место». Таких скамеек с маленькими медными табличками множество по всему Уэст-Клиффу: целые ряды людей, которых сделали незабвенными, будут глядеть на море до скончания времен.

– Знаешь, а я бы очень хотела… скамью, – задумчиво сказала я.

– Да зачем тебе, черт побери, такая скамейка?

– В память, что я здесь была.

– О Флоренс, на самом деле все, что тебе нужно, – напрячь память. – Элси взяла меня под руку, и мы пошли к гостинице мимо мини-гольфа и киосков с мороженым, мимо разговоров и колясок, мимо выходного дня других людей.

На ходу я повернулась к Элси:

– Спасибо.

– За что же?

Я улыбнулась:

– Ты напомнила, как мама поцеловала нас в макушки. Это воспоминание я потеряла, а ты нашла и вернула мне.

Это второе, что вам нужно знать об Элси.

Она всегда знает, что сказать, чтобы мне стало хорошо.

Гостиничный номер оказался более-менее, хотя пол в ванной не мешало перемыть, а на карнизе для штор лежал тонкий слой пыли. Насчет ковра не знаю – такой пестрый, на нем любые пятна незаметны. Мы с Элси поселились в одном номере, так нам показалось разумным. Кроме того, я немного боялась, что ночью растеряюсь и не смогу отыскать туалет.

Я стояла в дверях, поставив носки туфель на тоненький серебристый порожек.

– Ронни же сюда не заберется? – спросила я. – Тут безопасно?

– Конечно безопасно. – Элси подошла к окну. – Второй этаж. Посмотри, дверь запирается изнутри. Никто не войдет.

– А где унитаз?

– Вот здесь. Тут совмещенный туалет.

Я поколебалась.

– Только для нас! – сказала Элси, и мы десять минут восторгались, как прекрасно иметь свой туалет.

В номере стояли односпальные кровати, накрытые блестящими розовыми покрывалами. Удобно, но не как дома. Матрац оставлял желать лучшего – пружинный, в середине продавленный, и смутное ощущение статического электричества каждый раз, как повернешься. Элси уступила мне кровать у окна – она знает, что я люблю смотреть на чаек. Над письменным столом висело объявление для постояльцев с просьбой ничего из номера не забирать.

Я прочла его вслух.

– Я никогда ничего не присваивала! – возмутилась я.

К тому же непонятно, что тут можно украсть. Над кроватью картина с зеброй, на подоконнике цветочный горшок с собакой, но, положа руку на сердце, я бы сама приплатила, чтобы их унесли. Я начала распаковывать вещи. Элси отговаривала, напоминая, что мы здесь на две ночи, но я люблю везде устраиваться с комфортом.

– Мне вот нужно нечто большее, чем тюбик «Полигрипа»[15] в пластиковой кружке, чтобы чувствовать себя как дома, – заметила Элси, но мешать мне не стала.