Три куля черных сухарей

Торговка засуетилась, пшеничку в мешке встряхнула: вот, мол, какой товар хороший.

— Сколько тебе?

— Пять стаканов, — сказал Алешка.

— А деньги есть?

Алешка разжал пальцы и показал ей на ладони блескучие монетки.

— Хорошо. Давай, куда тебе сыпать? В карман?

— Не… Вот у меня есть… — И он достал белый холщовый мешочек.

Торговка быстро отмерила ему пять стаканов зерна, Алешка взял свою покупку и зашагал прочь.

Домой Алешка пошел не прямой дорогой, через поле, мимо кирпичного завода, как обычно ходили, а по шоссейной улице. Эта дорога была длинее, но зато интереснее: по ней машины ездили, а главное, она вела к самому железнодорожному переезду. Здесь и остановился Алешка у шлагбаума, стал наблюдать за движением.

Резко зазвенел звонок на переезде, и полосатая перекладина медленно опустилась, перекрыла дорогу автомашинам. Два красных фонаря на ней тотчас же замигали: один погаснет, другой загорится. Издали кажется, будто огонь бегает из одного фонаря в другой.

Остановились перед шлагбаумом длинной вереницей автомобили, подводы, ждут, когда поезд пройдет. А он еще далеко, гудит где-то пронзительно. Обрадовался Алешка — ФД увидит. Паровозы эти сильные, они только недавно стали бегать тут.

Совсем близко загромыхал поезд, и увидел Алешка: впереди состава низенький длинный паровоз. Труба короткая, от этого кажется, будто пригнулся паровоз, втянул голову в плечи, натужился, чтобы легче было ему тянуть длинный тяжелый состав. Из трубы дымок попыхивает не спеша, а коромысла работают быстро, трудно уследить за ними. Смотрит Алешка на ФД во все глаза — похож, точно такой на целом газетном листе черной тушью Васька нарисовал и на стенку повесил.

Громыхает состав — вагонов сто, не меньше. Пульманы все углем груженные, сверху, над ними, и под колесами черным вихрем угольная пыль вьется.

Отшумел поезд, заурчали моторами машины, но шлагбаум не поднимается, красный огонек все еще бегает из одного фонаря в другой. «Забыли, наверное, открыть», — думает Алешка.

Оказывается, не забыли: тут же в обратную сторону поезд помчался. И тоже ФД потащил вагоны. Этот шел помедленнее — руду железную вез, она ведь нелегкая.

Прошел поезд, поднялся полосатый шлагбаум, погасли красные огни, и тотчас же торопливо через переезд поехали машины, подводы.

Постоял Алешка еще немного, полюбовался машинами и пошел домой.

В воскресенье погода хорошая: солнечно, тепло. Ручеек веселый бежит с огорода через двор на улицу. На огороде, в саду последний снежок дотаивает. Весна, совсем весна пришла! Синицы в кустах будто в серебряные колокольчики позванивают — поют.

Запыхавшись, Алешка вбежал в комнату, закричал:

— Скорей, скорей! Скворцы прилетели! Я видел — сидит один на Карповой крыше.

Скворцы прилетели! На такое событие всем посмотреть интересно. Васька первым выбежал во двор, за ним вышла и мать с бабушкой, и Танька, смотрят: сидит на коньке скворушка. По сторонам посматривает, тихонько посвистывает. Перья на грудке и на шее у него блестят, переливаются разными красками.

Обрадовались все скворцу, выбежали поспешно, даже дверь не закрыли. Голубю, наверное, стало скучно одному в комнате, тоже пошел прогуляться.

Васька увидел голубя, когда он уже стоял на крыльце и любовался весенней погодой, поглядывая на небо. Васька хотел его снова в дверь загнать. Расставил руки, стал подступать к нему. Да не тут-то было: голубь перелетел через Ваську и опустился на середине двора.

— Ой, голубь вылетел! — испугалась бабушка.

Мать посмотрела на ребят, увидела их растерянные лица, успокоила:

— Пусть погуляет. Вы только его не пугайте. Он нагуляется, есть захочет и придет.

Васька с трудом верит в такое чудо. Если однажды случилось — прилетел голубь, то второй раз вряд ли такое случится: ведь голубь еще не привык к дому.

Но делать нечего, голубь на воле. Он расхаживал по двору как ни в чем не бывало: заглядывал на крышу, посматривал на небо, искал что-то в земле, клевал и опять поднимал голову, склоняя ее набок. Ходил, ходил и вдруг вытянулся на ногах, распустил крылья и стал махать ими так быстро, что вокруг него поднялась пыль. Он то отрывался от земли, то, ослабляя взмах крыльев, снова прикасался к ней ногами. Голубь не хотел взлетать, он только долго махал крыльями, будто занимался зарядкой.

Кончив зарядку, голубь принялся клювом чистить перья. Потом походил еще немного по двору и взлетел на крышу. Там он вдруг совсем преобразился: сделался каким-то быстрым, шея вытянулась, ноги стали длинными. Озирается по сторонам — вот-вот взлетит… Вот-вот… И взлетел. Захлопал громко крыльями, облетел вокруг дома, снова опустился. Посидел с минуту, взмахнул крыльями и тут же скрылся за соседними домами.

Васька выбежал на улицу, но голубя уже не увидел.

Ребята, которые все время толпились возле двора Солопихиных, смотрели в ту сторону, куда улетел голубь. Они увидели Ваську, подошли к нему:

— Твой, что ли? Улетел плекатый?

— Как ворона, между крышами мотается, — засмеялся кто-то.

Подошел и сам Илья Солопихин.

— Вот гусак так гусак! — громко говорил он. — Чуть трубу на хате не сбил!

Никита заступился за Ваську: