Три шершавых языка

И что тогда мне делать? Выжидать? Сразу признаться? Или пусть сама разобьет меня в пух и прах? А если я и здесь ошибаюсь? Плутание в догадках и есть настоящая мука! Как поступить, чтобы не потерять ее снова, чтобы суметь загладить вину? В бесполезных учебниках этого точно не напишут. Она сильная, она умная, ее любят, ее ценят. Да, черт возьми, весь мир у ее ног. А таких как я… Ждать, только ждать. Стиснуть зубы и ждать. Взять себя в руки и ждать. Наблюдать и ждать! Что же это все-таки за мука не иметь однозначного ответа на свои вопросы. А сколько еще будет тянуться это непрестанное давление вины, продолжал терзать себя Марк.

Но прошла неделя, вторая, месяц, и все оставалось по-старому. Но почему? Все это время Марк сдувал с Ангелы каждую пылинку, был серьезней настроен к ее рассуждениям и намного чаще с ней соглашался. Это и выдавало его. Но то, что он заметил в своих волнениях, стало для него самого неожиданным сюрпризом. Пережитый страх потерять ее заставил еще крепче ее полюбить, еще чаще думать о ней.

Какой же я глупец, рассуждал он. Если бы не этот случай, то давным-давно сделал бы ей предложение. Но как можно даже думать о таком, попутно предавая ее? Нужно подождать еще, пока все не успокоится.

Глава 32

Наступила весна, а с ней еще ярче разгорелась пора конфетно-букетного периода у наших влюбленных. Цвели буйством цветов и оттенков растения, пели птицы и ощущался еще больший подъем в душе каждого на фоне этих и прочих прелестей сезона. Марк в это время был на седьмом небе от своего счастья. Хотелось творить чудеса, радовать и удивлять свою спутницу, быть ближе к ней, насколько это возможно. У Ангелы тем временем плотность концертов снижалась день ото дня, ввиду завершения музыкального сезона. Потому Марк решил по полной воспользоваться высвободившимся временем.

Утром выходного дня они, как правило, отправлялись за город, а вечером возвращались обратно, уставшие и счастливые. Были и пешие походы по туристическим тропам, с рюкзаками на спине и палатками. Были и пикники с гамаками и вырезанием сердечек на коре деревьев. Однажды пришлось половину дня потерять в автомобильной пробке, чтобы три часа прогуляться на весельной лодке. Но это стоило самых великих похвал.

Важно и нужно было испробовать на себе все то, чем романтизировал Голливуд в своих слезоточивых фильмах. И зеленые луга, и проселочные дороги, и даже соломенные шляпки. Сама матушка-жизнь обещала им, что и дальше будет благосклонна к их судьбе. Что и в далеком будущем будет радовать их, раскрывая свою нежность и тепло.

Вечер они проводили тоже вместе. Она любила японскую еду, а он мексиканскую. Диван, телевизор и общий плед – что может быть лучше. Телевизор смотреть не хотелось, он просто показывал прыгающие без устали картинки рекламы и телешоу. Ангела же, оперевшись на его плечо, читала вслух книжки или с талантом рассказчика вспоминала истории о людях, о страстях, о героях и мучениках правды. О прочих ярких личностях и о том, какими невероятными усилиями они переворачивали устоявшийся порядок.

Марку было интересно с ней спорить, обсуждать, делиться своими мыслями, пусть даже иногда и казалось, что она что-то хочет донести до него. Изредка уж слишком получалось навязчиво и явно проглядывались какие-то недоговорки с ее стороны. Но ему ничто не мешало закрывать на это глаза. Самое приятное было в уверенности, что этот кладезь откуда ни возьмись истин, этакого жизненного приключения никогда не иссякнет, а будет радовать день ото дня.

– А пошли гулять по раскаленным углям, это так страшно и весело, – будоражила в очередной раз своими предложениями Ангела.

И Марк чуть позже обнаруживал себя идущим в полночь голыми ступнями по красному ковру, отдававшему жаром, под ритмичные хлопки растаманской толпы. На другом берегу огненного озера его приветствовали как заново родившегося человека и еще громче рукоплескали. Было очень здорово. Безумно здорово. Однозначно, Ангела наполняла его судьбу самыми замечательными явлениями жизни, до каких вообще возможно дотянуться и душой, и телом.

Утром бодро шагая на работу мимо хмурых парочек, стариков, нищих и угрюмых людей, Марк думал, что он редчайший на этой земле счастливчик, кто открыл настоящий источник жизни. Утренняя кислотность лиц пассажиров автобуса, на котором он иногда добирался до работы, просто ввергала в отчаянное непонимание. Почему вы такие, спрашивал он себя. Правда была еще молодежь, влюбленные студенты, шумные и жизнерадостные дети. Но как недолог их век безмятежности.