Три женщины

Анна училась прекрасно, несмотря на происхождение. Как ни странно, еврейство учебе не мешало. Родители диву давались. Может, и у самого Моисея были математические способности или он был силен в геометрии? Никто не проверял, только все мерки он делал на глаз и ни разу не ошибся. А как ровно он делал разрезы на ткани?! Практически с закрытыми глазами. Мог и совсем не смотреть на материал, мог просто отвернуться. Нет, рука не дрогнет. А как Моисей мог хитро сделать выкройку?! Обязательно еще оставалось детям хотя бы на жилетку. Причем он умел так компоновать ткани по фактурам и цвету, что заказчик ни за что не догадается, что Нюрин новый фартук сшит из остатков от его парадных брюк.

Нет, Нэха ничего не шила. Она вообще была безграмотной, вместо подписи ставила крест. Зачем Нэхе та грамотность? Хватало грамотного Моисея на семью.

Но она рожала детей, смотрела за ними, готовила еду.

Как она готовила форшмак! Вся улица стояла под окнами и наслаждалась запахами и звуками. А кому довелось это видеть? Нет, это – просто цирковой аттракцион. Как она отделяла кости от селедки. Одним движением – раз. И тушка готова к дальнейшему приготовлению.

А как Нэха месила тесто?! Нет, с ней сравниться не мог никто.

Почему у Степана всегда ведро картошки и ведро щей и их пятеро детей едят ложками прямо из кастрюли?

Нэха готовила разнообразно и красиво. Стол к обеду накрывала свежей скатертью. На каждый день – обычная, льняная, но всегда чистая и накрахмаленная. А по праздникам Нэха вытаскивала из сундука свое приданое – огромную красную скатерть, отделанную белым затейливым кружевом. У всей семьи дух захватывало, когда на столе появлялось это великолепие. Сервиз – само собой. Суп – только в супнице, ложки серебряные, и тоже приданое Нэхи.

Нэху замуж отдавали основательно, и все, что положено, девушка получила. И две перины, и три подушки, и несколько комплектов хорошего льняного постельного белья. Столовое серебро, посуда, это само собой. Были и золотые украшения, как же без этого. И по праздникам Нэха надевала длинные висячие сережки, вечно мучаясь с неудобными замками. По будням носила дешевенькие, из проволочки. А золото хранила в том же сундуке, что и скатерть, в отдельном полотняном мешочке.

Ложки в сундук не прятались никогда. Для того они и ложки, чтобы ими есть. Нет, ну как можно есть из кастрюли?! Моисей не верил, что у соседа Степана нет ложек или хотя бы тарелок!

– Э, как ты воспитываешь своих детей? Кто из них вырастет? Они же не свиньи, есть из одного корыта.

– Ты, это, подбирай выражения, – оскорблялся сосед. – Это еще выяснить надо, где ты столько добра нагреб?

– Послушай, Степа, выясняй. Мне зачем кого-то обманывать? У меня все честно. Я всю жизнь шью, ты не можешь этого отрицать. Ты в воскресенье из дома с утра пьяный идешь, я у окна сижу, шью, ты меня видишь. Ты обратно еле ноги волочишь, тащишься совсем косой, тебя твоя Анфиса подхватывает, ты уже ничего не видишь, а я все равно сижу, шью, – Моисей строго посмотрел на соседа. – Степа, вот откуда деньги, понимаешь?! Я не пью, я работаю, я живу экономно. Но красиво, слышишь меня. И достойно. И мои дети, Степа, они тоже будут есть вот этими самыми ложками. Роньке их завещал. Она своим внукам на свадьбу подарит. Это, Степа, – семья, – Моисей многозначительно смотрел на хмельного соседа Степана. Хотя понимал: этому не научишь. Это должно быть в крови. Вот у Моисея Бреннера такое правильное понимание жизни было смолоду. И в своих детях он это воспитал. Чувство семьи, чувство дружбы, чувство ответственности.

Детей своих Моисей боготворил. Особенно не мог нарадоваться на Анну.

– Какая способная девочка. Пусть учится, раз нравится. Разве помешает в доме бухгалтер?

Когда стал подрастать их сын Израиль, тот тоже оказался недюжинных способностей.

– Значит, будет врачом, – радовался Моисей. – Если мальчик тянется к знаниям, значит, он точно хочет стать врачом.

– Пап, я хочу строить аэропланы.

– Изя, ты что, обалдел? Откуда ты в десять лет можешь знать, что ты хочешь строить аэропланы? Откуда ты только взял такое слово. Мне кажется, Изя, оно неприличное.

– Пап, аэроплан – это такой летательный аппарат. Правда, аэропланы пока еще очень несовершенны, часто разбиваются, или хвост у них отваливается. А я придумаю совершенный.

– Учись, мой мальчик, учись. Там разберемся. У кого там что отваливается. Нужно будет этот хвост приделывать к аэроплану, и на эти деньги ты сможешь, как и я, прокормить семерых детей, да ради бога, приклеивай. Только врачом, оно, знаешь, Изя, как-то надежнее. Врач, он и в тюрьме врач, и на каторге.

– Мовша, что ты рассказываешь ребенку, – запричитала с кухни Нэха. – Какая каторга, какая тюрьма? Почему обязательно тюрьма? Изя, папа шутит. Врач, он лечит людей. От самой смерти лечит, клянусь тебе.

Нэха подошла к сыну и села рядышком.

– Изя, ты хочешь, чтобы твоя мамочка жила вечно?

– Конечно, мамочка, – мальчик изо всех сил прижался к матери.