Три женщины

Роня читала, что нужно прислушаться к себе, к своей интуиции. Но она не смела задать себе этот единственный и самый важный в жизни вопрос: что с ее мужем, как он, какое у них будущее? Такой холод и страх тотчас же сковывали грудь только при одной такой мысли, что она сразу старалась выкинуть их из головы.

Она должна жить. Ради детей. Она должна их спасти, и они вырастут хорошими людьми.

Отросли волосы. Копна коротких вьющихся волос придавала ей задора и делала ее похожей на маленького сорванца. Она, по сути, такой и была. Все бегом, все успеть.

Гармонист Кузьма пытался было приударить за руководительницей коллектива.

– Горячая ты, Ронька. А мужик твой все одно тебя не видит. И себя утешишь, и мне приятное сделаешь.

– Это кто ж тебе сказал, что я в печали? И без тебя веселого хватает.

– Дак ты потому меня не знаешь, почувствуешь, по-другому запоешь, сапогами в дверь стучаться будешь.

– Охота обувь ломать! Кузь, ты только не обижайся. Сама вижу, ты мужик хоть куда, практически от счастья своего отказываюсь. Но сейчас другие у меня планы на эту жизнь.

– А могут ли у девушки планы измениться, позвольте узнать? – подмигнул Кузьма.

– Кузьма, как только девушка созреет, обещаю, узнаешь про это первым. А сейчас давай-ка еще раз арию из «Марицы» пройдем.

Роня никогда и ни с кем не ссорилась. На нее невозможно было обижаться. Редкостное качество сохранялось в этой маленькой женщине: постоянное желание помочь, сделать другому что-нибудь хорошее. И пытаться видеть в человеке только положительное.

Но Роня замечала и отношение к себе деревенских. Ее и вправду любили и уважали, и женщины за советами забегали, как кофту покроить, как детей воспитать.

Ну, значит, будем здесь жить. Если Алешу и отпустят, то в деревне хорошо. А если уж не суждено свидеться, значит, это мой долг – родителям его помогать.

= 6 =

Роня приехала с ребятами поздно. Ездили давать подшефный концерт в Усолье. Как всегда, выступление прошло с шумным успехом. Тамара замечательно танцевала цыганский танец, Бориска читал стихи. И новое Ронино детище – хор – тоже пользовалось успехом. Репертуар еще был небольшой. Две русские народные песни, один марш и «Колыбельная» Моцарта.

Роня разложила мелодии на два голоса. Ребята справлялись.

Всю обратную дорогу обсуждали недочеты, над чем еще нужно работать.

В дом забежали уставшие, проголодавшиеся, но довольные собой.

В горнице за столом Павел разговаривал с сыновьями. Судя по лицам, разговор был не из приятных.

– Здорово, братья, что невеселые? Вроде со снохами утром видалась, все в порядке было.

Иван встал навстречу Роне.

– А ты прямо все чувствуешь с порога, что да как! – сказал как будто бы с юмором, но Роня сразу почувствовала, что-то не так. Сердце ухнуло в пятки. Что опять?

– Да ты не пугайся сразу, ты присядь, – Иван пододвинул девушке стул. – Просто поговорим.

Тамара и Борис сразу почувствовали напряжение и тихо прошли в свой уголок.

– Иван, – тихо начал Павел, – может, потом. Устали они.

– Батя, мы разберемся, ты не волнуйся.

Роня переводила взгляд с Ивана на Федора. Оглядывалась на Павла.

«Что? Что еще?» – говорил ее взгляд.

Иван ее взгляд выдерживал, Федор больше смотрел на брата, а Павел все больше отводил глаза в сторону.

– Вот что, Роня, скажу тебе без всяких предисловий. Ты только правильно пойми, у нас дети, и у меня, и Федора, – Иван прокашлялся. – Федька, что ты молчишь! Это ж ты мне тот указ принес! – Иван вдруг что есть силы стукнул ладонью об стол. Нервы не выдержали, голос сорвался на крик.

Роня все еще не понимала, но уже догадывалась, о чем речь. Федор все так же не смотрел на невестку, ерошил двумя руками волосы, в глазах у Павла блеснули слезы.

– Какой документ? – Роня смотрела прямо на Ивана.

– Ронь, да ты пойми, мы тебя очень любим, и Томочку, и Бориску. Ты думаешь, мы не понимаем, сколько ты тут делаешь. Пашешь почище наших деревенских.

– Какой документ? – чуть громче спросила Роня.

Федор, не поднимая головы, вытащил из-за пазухи сложенные вчетверо бумаги.

Роня начала читать. Буквы прыгали перед глазами, не связывались в слова.

«Оперативный приказ народного комиссара

Внутренних дел Союза ССР

15 августа 1937 г., г. Москва

№ 00486

С получением настоящего приказа приступите к репрессированию жен изменников родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории, начиная с 1 августа 1936 г.».

– Все понятно. Можете оставить? Я потом подробно прочту.

Буквы скакали у нее перед глазами, сосредоточиться не было сил. Поняла только одно: ее могут посадить. И ее, и детей. Нет, не сейчас, не сегодня. Но каждую минуту. Покоя нет и не будет. И не важно, что на дворе 40-й год.