– А чего вас баловать, мужики здоровые? На вас пахать и пахать. Роньке раз нравится, вот и пусть. У меня о жизни другие представления, – Фрида без ворчания не могла. И брюзжит, и брюзжит. «И чего ей не хватает?» – частенько думала Роня. Муж – души не чает, дети приветливые, воспитанные. Сын и дочь. Свой дом. Небольшой, но уютный. Нет, редко кто мог застать Фриду в хорошем настроении.
Быстро перекусив и переделав заодно кучу дел, Роня убегала на работу.
Фрида не работала никогда. На ней, по ее мнению, держался дом. И если она выпустит что из своего поля зрения, то дом рухнет.
Она всю дорогу ворчала, недовольно шпыняла детей по углам.
– От вас один мусор. Галка, как ты собираешься выходить замуж? Тебя никто не возьмет. Кровать застелить не в силах, – и Фрида все делала за дочь сама.
– Мам, давай я.
– Что – я? Что ты умеешь? Сейчас застелешь все буграми и на улицу усвистишь, а мне на это весь день любоваться? Нет уж, черт-те что будешь делать в своем доме, а здесь пока хозяйка я!
– Мама, почему тетя Фрида такая злая и за что ее только дядя Соломон любит? – шептала матери Тамара.
– Да что ты такое говоришь? – шикала в ответ Роня. – Где бы мы сейчас были, если бы не Фрида. Ох, Томочка, нехорошо, что я с тобой такие темы обсуждаю, только ты девочка уже взрослая. Какой выход у нас был? Фрида – наше спасение.
– Ага, и ты работаешь на нее, как рабыня. От зари и до зари.
Вот за такие слова Тамара получала уже от матери затрещину.
Хотя в чем-то она, безусловно, была права, уж как знать, в чужую душу не влезешь.
Да, Фрида знала, что Роня – помощница, знала, что и выбора у нее нет, и чувство благодарности за то, что руку протянула, детей спасла, всегда перевешивать будет. И хотелось Фриде вот это самое про себя знать. Именно она спасла, она помогла.
Все про нее говорят: Фридка – злюка, а она-то в душе совсем другая.
А Соломон ее действительно любил. Не просто любил, боготворил. «Фрейдочка моя», «цветочек» – иначе жену не называл. За проведенные вместе годы он сносно начал говорить по-русски, писать, правда, так и не научился.
Соломон не видел в жене никаких недостатков, его не раздражал ее ядовитый характер. На все ее вспышки он опять говорил про цветочек.
Над тихим Соломоном порою потешалась вся семья. Скажет что-нибудь невпопад, сделает не так.
– Все, пойду брошусь под трамвай. Вот только кепку найду.
Эта песня начиналась всякий раз после выпитых Соломоном двух стопок водки. Вообще-то он не злоупотреблял, но уж если выпьет, моментом начинал искать кепку.
– Никто меня здесь не любит, никому я не нужен.
– Гришка, кепку спрятал? – Семья заранее начинала готовиться к разговорам про трамвай.
Не найдя кепку, Соломон, всхлипнув в который раз, шел спать. Галка снимала с отца ботинки, укрывала его одеялом и гладила ласково по голове.
– Два цветочка. Meine Blumchen, – и Соломон спокойно засыпал.
В тот день завтракали всей семьей. Светило солнце, день был на редкость спокойный и радостный.
– Галка, открой окна, хорошо-то как сегодня. – Фрида разливала чай и непривычно всем улыбалась.
Бориска включил «тарелку» и подрегулировал громкость.
– От Советского Информбюро…
Слова не сразу дошли до понимания. Сначала голос, который пронзил, заставил замереть. Пришла беда. Страшная беда. Что, почему?
– Гитлеровские войска… без объявления войны… вторглись на территорию… ровно в 4 часа утра.
Отдельные фразы врезались в сознание со страшной силой, как кинжал, холодом добираясь до самого сердца.
Гриша первым встал из-за стола и стал собираться.
– Куда? – не поняла Фрида.
– Мама, в военкомат.
– Да подожди! Вот так, сразу?
– Мама, а чего ждать? – Гриша подошел к Фриде и обнял ее, постоял так какое-то мгновение, потом отступил, вгляделся в материны глаза, пригладил растрепавшиеся волосы. – Я пойду, мам.
Заголосила Фрида, тихо заплакал Соломон. Молча за столом сидели дети и Роня. Галка кинулась на шею брату. Гриша по очереди попрощался со всеми, надел пиджак и вышел из дома.
– Роня, что делать? Что нам делать? Господи? Как же это? – Фрида все причитала и причитала и никак не могла успокоиться, взять себя в руки.
– Ничего, сестра, все выдержим, – Роня подошла к Фриде, присела рядом, обняла за плечи.
Фрида с благодарностью прижалась к Роне.
– Как хорошо, что ты рядом.
На улице разом все изменилось. Никто не смеялся, не бегал. Хмурые мужчины с вещмешками, заплаканные женщины. В один момент жизнь стала другой.
Тамара с Галкой шли, взявшись за руки, по знакомым улицам. И не узнавали родные места. Где солнечный свет, где радостное пение птиц? Сосредоточенные взгляды взрослых, очереди у сборных пунктов, колонны марширующих мужчин. Неужели это их родной город? И что значит война?
Тамара понимала это слово по-своему.
Война – это когда совсем нет мужчин. Нигде, кругом только женщины. И поезда водят женщины, и шпалы кладут, и заводами руководят.