Тридевять земель

– Что ж, пока существует община, всё это будет продолжаться, – вставил слово Михаил Константинович и шутливо погрозил пальцем. – А всё эти ваши грёзы о старомосковском тереме.

Сергей Леонидович покачал головой.

– Миша, – сказал он, – община не исчезнет. Можно, конечно, упразднить её росчерком пера, но от этого возникнет такая смута, что не приведи Господь. Правосознание народа таково, что в голове его не укладывается, как это можно купить землю только для себя, без передачи её обществу. Земля может быть исключительно общинной собственностью – так думает мужик. Как, я спрашиваю, возможно вытравить это понятие? Сколько времени на это понадобится?

– Пример забавный ты нам привёл, – сказал Михаил Константинович, – а вот не в том ли дело, что сохранение такого обычного крестьянского права и всегда служило, да и теперь продолжает служить, чего уж греха таить, если вчитаться в столыпинский закон, лишь прикрытием стремления правительства ограничить право крестьян распоряжаться своей собственностью?

– Ни закон, ни правительство, – возразил Сергей Леонидович, – не могут иметь в виду стеснять предприимчивость отдельных крестьян – сдерживать их приобретательную способность. Но тот же закон и то же правительство обязаны наблюдать за тем, чтобы эти предприимчивость и способность не развивались за счёт такого источника, который имеет особое, обширное, общегосударственное значение – служить основой существования народных масс. Последние заключают в своей среде множество слабых элементов, не имеющих достаточной силы и прочности, чтобы устоять против натиска на них людей, одарённых большей энергией, а иногда и большей неразборчивостью в средствах к достижению намеченной ими цели.

Лиза поглядывала на него с интересом. Но вместе с тем за общим выражением семейного доброжелательства в её красивых серо-голубых чуть миндалевидных глазах мерцали искорки желания праведной юности подловить на чём-нибудь этого необычного гостя, который, как ей казалось с небольшой высоты своего возраста, разыгрывал здесь нелицеприятную, недостойную бывшего студента роль. Ей казалось, что гость защищает правительство, но отец её отлично понял, что именно защищает Сергей Леонидович.

– Сергей, – сказал он внушительно, – позволь напомнить тебе: от народного до простонародного – только один шаг, и в обратную сторону этот шаг не сделать. Не оступиться бы. Раз мерилом всего являются тайники народного духа, а всё не-простонародное есть только помеха, эти тайники должны находиться именно у простонародья. А значит – ему и карты в руки. Юрист ты или нет, в конце-то концов. Всё, что мы знаем относительно истории юридических учреждений, неотвратимо приводит к выводу, что любой существенный прогресс в цивилизации возможен только тогда, когда поземельная собственность распределена уже по группам по меньшей мере настолько же мелким, как семья.

Сергей Леонидович согласно покачал головой. Проницательность Константина Николаевича покорила его. Эти люди были близки ему, но странным образом одновременно и чужды. С изумлением он замечал, что в Петербурге он проповедует в стиле Урляпова, с которым так ожесточенно спорил у себя дома. Силясь осмыслить это парадокс, он заходил в тупик. Он знал за собой эту пугающую готовность пренебречь всеми институциональными перегородками, отделяющими одного человека от другого, и чувствовал, что тот же Урляпов даже в самом своем бунте всегда останется Дубровским, а он непременно переобуется в лапти, и это в одно и то же время забавляло его, но и беспокоило.

– Здесь не может быть сомнений, – ещё ниже склонился над прибором Сергей Леонидович, – только вот…

– Сергей Леонидович, – вмешалась Лиза, – из чего так переживать? Не украли же вы всё то, что вам принадлежит. Ваши предки за заслуги владеют этим по праву, за кровь свою получили они это.

– Елизавета Константиновна, – вздохнул Сергей Леонидович, и сам не заметив, как в руке у него оказалась массивная сервировочная вилка, четыре зубца которой походили на беспощадные зубы морского хищника, – ведь все мы тут не воры. Только и там не воры. Они ведь с нашими-то предками такую же кровь проливали, а вот как получилось – одним всё, а другим хлебушко пушной.

Елизавета беспомощно оглядела сидящих за столом в поисках поддержки. Тут Сергей Леонидович очень некстати вспомнил про конфекты, но Лиза с негодованием отпихнула от себя бонбоньерку.

– Фи, как это гадко – лакомиться в дни народных бедствий! – воскликнула она. – Особенно в такой день.

Сергей Леонидович поджал губы в досаде на себя, но и на эту наивность.

– Так ведь народные бедствия ежедневны, – сказал он, – но это не мешает вам лакомиться в другие дни.

Прекрасные глаза Лизы заволокло слезами, но Сергей Леонидович уже не мог унять свое раздражение.