Трое в лодке (не считая собаки)

I take no interest in creeping round dim and chilly churches behind wheezy old men, and reading epitaphs.	Мне неинтересно бродить по темным, холодным церквам вслед за каким-нибудь астматическим старцем и читать надгробные надписи.
Not even the sight of a bit of cracked brass let into a stone affords me what I call real happiness.	Даже вид куска потрескавшейся бронзы, вделанной в камень, не доставляет мне того, что я называю истинным счастьем.
I shock respectable sextons by the imperturbability I am able to assume before exciting inscriptions, and by my lack of enthusiasm for the local family history, while my ill-concealed anxiety to get outside wounds their feelings.	Я шокирую почтенных причетников невозмутимостью, с какой смотрю на трогательные надписи, и полным отсутствием интереса к генеалогии обитателей данной местности. А мое плохо скрываемое стремление поскорее выбраться из церкви кажется им оскорбительным.
One golden morning of a sunny day, I leant against the low stone wall that guarded a little village church, and I smoked, and drank in deep, calm gladness from the sweet, restful scene-the grey old church with its clustering ivy and its quaint carved wooden porch, the white lane winding down the hill between tall rows of elms, the thatched-roof cottages peeping above their trim-kept hedges, the silver river in the hollow, the wooded hills beyond!	Однажды, золотистым солнечным утром я прислонился к невысокой стене, ограждающей, маленькую сельскую церковь, и курил, с глубокой, тихой радостью наслаждаясь безмятежной картиной: серая старинная церковь с деревянным резным крыльцом, увитая гирляндами плюща, белая дорога, извивающаяся по склону горы между рядами высоких вязов, домики с соломенными крышами, выглядывающие из-за аккуратно подстриженных изгородей, серебристая река в ложбине, покрытые лесом горы вдали…
It was a lovely landscape.	Чудесный пейзаж!
It was idyllic, poetical, and it inspired me.	В нем было что-то идиллическое, поэтичное, он вдохновлял меня…
I felt good and noble.	Я казался себе добрым и благородным.
I felt I didn't want to be sinful and wicked any more.	Я чувствовал, что не хочу больше быть грешным и безнравственным.
I would come and live here, and never do any more wrong, and lead a blameless, beautiful life, and have silver hair when I got old, and all that sort of thing.	Мне хотелось поселиться здесь, никогда больше не поступать дурно и вести безупречную, прекрасную жизнь; мне хотелось, чтобы седина посеребрила мне волосы, когда я состарюсь, и т. д. и т. д.
In that moment I forgave all my friends and relations for their wickedness and cussedness, and I blessed them.	В эту минуту я прощал всем моим друзьям и знакомым их греховность и дурной нрав и благословлял их.
They did not know that I blessed them.	Они не знали, что я их благословляю.
They went their abandoned way all unconscious of what I, far away in that peaceful village, was doing for them; but I did it, and I wished that I could let them know that I had done it, because I wanted to make them happy.	Они шли своим дурным путем, не имея понятия о том, что я делал для них в этой далекой мирной деревне. Но я все же делал это, и мне хотелось, чтобы они это знали, так как я желал сделать их счастливыми.
I was going on thinking away all these grand, tender thoughts, when my reverie was broken in upon by a shrill piping voice crying out:	Такие возвышенные, добрые мысли мелькали у меня в голове, и вдруг моя задумчивость была прервана тоненькими, пронзительными возгласами: