Тройка мечей

Магия. Все это – магия! Пальцы Тирты сжались в кулак, она присела и ударила кулаком о землю. Девушка заставила себя думать о том, что должна будет сделать сразу же, как только они пересекут горы, – хотя все будет зависеть от того, что они обнаружат. Разумно ли будет попытаться удержать сокольника при себе, когда истечет срок сделки, даже если ей взамен придется отчасти поделиться с ним своей тайной? Сейчас она ничего не могла решить – только попытаться прикинуть, что может ждать ее впереди.

От тишины и вида этого символа Тирте стало не по себе. Она попыталась отыскать мыслью хоть какое-нибудь затаившееся животное, которое могло бы проникнуть в долину, несмотря на охрану. Она уловила жизненную сущность спящего мужчины, подальше – трех их лошадей, потом какие-то искры помельче. Ни одна из них не несла в себе угрозы Тьмы, и девушка решила, что это все-таки какие-то зверьки. А потом…

Боль и отчаяние. Ужас. Нужда.

Тирта вскочила, выхватывая меч.

Она подошла к могиле и остановилась, глядя округлившимися глазами на холмик земли и камни, положенные сверху.

Нужно, нужно! Эта волна обрушилась на Тирту с такой силой, что она упала на колени рядом с могилой; ее охватил безумный ужас, а тело сковали и оледенили волны неведомой Силы.

Нужно!

Нет! Смерть – Последние Ворота, куда уходит всякая живая сущность. Здесь не было никакого заточения сущности в покинутом разлагающемся теле. Они похоронили мертвеца. Он не мог призывать, требовать, атаковать ее этим отчаянным криком, умоляющим о помощи! Тирта выронила меч и схватилась за голову; на нее вновь обрушилось требование, которое она не могла ни объяснить, ни отвергнуть.

Меч звякнул о камни. Навершие с изображением ястреба коснулось белого камня, который сама же Тирта и положила сюда, исполняя древний ритуал своего народа. Ястреб!

Родная кровь – родная кровь, чтобы взять на себя бремя.

Родная кровь? У нее нет родственников! В душе у Тирты вспыхнуло яростное отрицание. Смутно, еще по историям, слышанным в детстве, Тирта поняла, что́ пытается сейчас завлечь ее в ловушку. Это была клятва родича, которая могла переходить от мертвого к живому и от которой невозможно было отречься. Но эта клятва – лишь для настоящих родственников! Ее дают сознательно, соглашаясь считать этот долг важнейшим в своей жизни! А этот чужак – никакой ей не родственник! Что бы за сущность ни задержалась здесь – она не могла наложить на нее узы!

– Мир… – Она выговорила это слово с огромным трудом, словно что-то сдавливало ей горло. – Мир тебе, незнакомец. Я не родня тебе. Иди путем Силы. Мы не выбираем свою смерть, мы выбираем лишь как встретить ее. Возможно, твое дело завершилось, но это твое тело подвело тебя, а не…

Тирта ахнула. Меч и камень! Там, где они соприкасались, в воздухе возникла вещь, что могла бы прийти из неизменного и повелевающего ее жизнью сна – только вот она не спала. То, что она должна была искать и найти, становилось все явственнее, все отчетливее.

Нужно…

Зов сделался слабее, как будто последние силы взывавшего быстро таяли, как будто он шел просто откуда-то издалека и угасал.

Но эта нужда – она и сама ее ощущала! Чужак? Нет! Каким-то непостижимым для нее образом этот человек действительно был ее родичем. Но мертвецу незачем было навязывать ей свою волю – этот гис и так уже был ее частью.

– Ястребиный Утес! – сказала Тирта. – Да, я иду туда. И что бы там ни лежало, – шкатулка уже снова стала прядью тумана, – я его достану. Я не знаю тебя, родич. Но уже разделяю твою нужду.

Туманная дымка исчезла, как и все прочее – остаток воли, преодолевший саму смерть. Он связал Тирту – но не сильнее, чем она и так была связана еще до прихода в эту долину. Но ей показалось, что, когда она подняла упавший меч, руке ее передалась какая-то новая энергия – Сила, прежде неведомая ей.

На обратном пути к лагерю Тирту все еще била дрожь – девушка сражалась с охватившим ее пронзительным страхом. Ночь шла к концу. Тирта разбудила своего спутника и завернулась в плащ. Она почти боялась засыпать. А вдруг она погрузится не в сон, а во что-то другое – в последние отголоски этого требования? Девушка решительно закрыла глаза, заставляя себя отдохнуть.

Этой ночью ей ничего не снилось, и она не столкнулась, как изрядно побаивалась, с присутствием иного. Напротив, сон ее был глубоким и крепким, и поутру, когда она проснулась, ей не хотелось шевелиться, как будто она ослабела.

Сегодня торгиан был уже достаточно послушен и спокоен, так что его удалось оседлать – после того, как сокольник стер с упряжи пятна крови. Но никому из них не хотелось садиться верхом на этого коня вместо его погибшего хозяина, так что они предпочли своих надежных лошадей, а его решили вести в поводу.

Проезжая мимо могилы и символа, Тирта немного ссутулилась и старалась не смотреть на них. В свете нового дня ей почти верилось, что события прошлой ночи просто примерещились ей, и она старалась даже случайно не касаться рукояти меча. Пускай мертвый покоится в мире – а она едет своей дорогой. Она никому ничего не должна, и ее ведет лишь собственная цель.