Тройка мечей

Не нужно его провоцировать. Тирта просто кивнула.

– Да, – согласилась она и пошла умыться ледяной водой, собравшейся в каменной чаше. Жгучий холод, подобный пощечине, прогнал последние остатки сна.

Они позволили лошадям еще немного попастись, пока скромно перекусывали сами. Наполнив фляги водой, напоив лошадей и оседлав их, они двинулись в путь. Сокольник ехал впереди. Тирта замыкала шествие.

Им понадобилось не так уж много времени, чтобы преодолеть ручей с пятнами растительности вокруг, осторожно обходя каменные осыпи. Насколько могла судить Тирта, они сейчас двигались на юг. Она никоим образом не могла подсчитать, сколько еще времени займет этот путь через горы. Все известные дороги и тропы оказались уничтожены вместе с армией, шедшей по ним в тот день, когда горы сдвинулись со своих мест.

Они ехали по извилистой тропе. Иногда им приходилось возвращаться по своим следам и искать другой путь, потому что тут разрушительные последствия пляски гор были куда сильнее и заметнее глазу. Так прошла значительная часть утра. А потом они впервые наткнулись на признаки того стремительного уничтожения захватчиков, что произошло здесь поколение назад.

Об их открытии возвестил один из тех пронзительных криков, которые в сознании Тирты теперь были связаны с сокольником, но этот крик сорвался не с губ ее спутника – он отдавался эхом где-то впереди. Здесь возможные пути разветвлялись; заслышав этот крик, сокольник без колебаний свернул туда, откуда несся звук.

Они обогнули еще один склон, засыпанный битыми, жестоко изломанными камнями, и перед ними открылось место, почти заваленное оползнем, как и то, где прежде находилось Гнездо. На каменной глыбе, возвышающейся над головой подъехавшей Тирты, восседала птица – очень похожая на ту, которая ответила на зов ее спутника прошлым вечером.

Среди груд растрескавшихся камней под солнцем поблескивал металл. Часть сокрушенного, раздавленного оружия была в разводах ржавчины. Другие обломки, как ни странно, не тронули ни годы, ни непогода, как будто их с самого момента катастрофы хранили какие-то чары. Ее кобыла задела копытом округлый желтоватый камень; он перевернулся и оказался черепом.

Сокол закричал снова, и человек, словно отвечая на призыв, спрыгнул с коня, бросив поводья, и стал карабкаться по осыпающемуся склону к ждущей его птице. Тирта внимательно наблюдала за ними. Прохода через это поле битвы между людьми и спущенной с поводка Силой явно не было – так зачем же они пришли сюда?

Она увидела, как сокольник преодолел подъем, и его голова оказалась на одном уровне с ждущим хищником. Потом его рука метнулась вперед, и он ухватился за один из тех ярких кусочков металла, которые не взяла ржавчина. Сперва металл не поддавался, но потом сила человека взяла верх. Сокольник извлек из камней клинок – не меч, но и не кинжал, нечто среднее.

Птица внимательно смотрела на него сверху вниз, подавшись вперед. Когда человек извлек оружие из завала, сокол снова закричал – в этом крике звучало яростное торжество, – и одним мощным взмахом крыльев взмыл в воздух. Сокольник вытянул руку перед собой и застыл – и пернатый охотник опустился на его запястье. Сокол устроился там, как будто выбрал наконец пристанище для себя, и застыл на долгое мгновение, пока две пары глаз – одна, скрытая за шлемом, и другая, обрамленная перьями, – не встретились. Тирта знала, что они сейчас безмолвно общаются неведомым ее народу образом.

И снова птица взмыла в воздух, но на этот раз подлетела к пони, на котором ехал сокольник. Конь резко вскинул голову, но птица просто опустилась на луку седла. Сокол сложил крылья и издал негромкий звук – Тирта никогда бы не подумала, что столь мягкий звук может исходить от этого яростного охотника и небесного бойца.

Сокольник спустился со склона, преодолев последний отрезок пути одним прыжком, потому что камни начали осыпаться. Ему пришлось взмахнуть своим не то мечом, не то кинжалом и вытянуть в сторону лапу, чтобы удержать равновесие. А потом он посмотрел – не на ожидающую его птицу, а на девушку.

Произошло что-то важное. Тирта была уверена в этом, как если бы тут было задействовано посещавшее ее иногда ощущение жизни. В сокольнике что-то изменилось, не физически, но где-то в душе. Мужчина на мгновение взглянул на клинок в своих руках, потом перевел взгляд на девушку и протянул ей находку, к которой привел его сокол.

– Вещь Силы… – медленно проговорил он.

Тирта не пыталась прикоснуться к клинку – лишь подалась вперед, чтобы рассмотреть его получше. Лезвие не было гладким, как казалось издали, – его покрывала гравировка. Она разглядела символы, относящиеся, как ей было известно, к давно позабытым древним знаниям. А у рукояти, там, где клинок расширялся, в него было врезано изображение животного, сделанное из другого металла, синего, как тот символ на стене долины. Тирта никогда не видела подобных зверей; впрочем, это могло быть не живое существо, а видение, явившееся какому-то адепту и избранное им в качестве герба для своего рода и Дома.