Тройка мечей

– Здесь давно прокляли и погубили, знаю. Но это не значит, что старая кровь не могла где-то затаиться. Кроме того, мы можем вступать в брак с другими народами и порождать детей. Скажем, некоторые избрали в супруги сулькарцев, а их единственная сила – умение ладить с морем. Есть еще этот чужак, Саймон Трегарт. Он женился на женщине из Совета Мудрых. Ее за это изгнали и заклеймили как предательницу. Однако он вправду обладал неким Талантом, а она не утратила в браке своего Дара, хоть ей этим и грозили.

– Она родила трех детей сразу – неслыханное прежде событие. И все трое обладают Силой – до сих пор обладают, ибо именно они, как говорят, ныне ведут войну в Эскоре и снова открыли эту землю для Древней расы. То есть, вполне возможно, кто-то из моих соплеменников породил здесь полукровок, наделенных Талантом. А если в человеке кроется Талант, его можно призвать при великой нужде. И все же… – Она замолчала.

– Что – все же? – настаивал сокольник.

– Даже в Лормте не ведают подобной тайны. Нет. – она решительно тряхнула головой. – Я принадлежу к Древней расе, но обладаю лишь каплей Дара. Я немного могу лечить и могу использовать видения. Это все, на что я способна. Как ты знаешь, я могу ощущать жизненную сущность и немного могу общаться с животными. Но все мои знания об иллюзиях говорят, что их накладывают при помощи ритуала, а это долго и непросто. Я не понимаю, как преследуемый человек – а преследователи были, следы это подтверждают – мог бы так спрятать ребенка.

– Но что же тогда?..

Тирта размышляла все утро, пытаясь отыскать ответ на этот вопрос. И у нее осталось лишь предположение, казавшееся невероятным, но девушка давно убедилась, что мир полон странных и внушающих трепет вещей.

– Сам ребенок, – медленно произнесла Тирта. – В Эсткарпе девочек испытывали рано, иногда даже в пять-шесть лет. Дар можно распознать даже в столь юном возрасте. Но здесь, в Карстене, таких детей никто не искал. Предположим, что ребенок нашей или даже смешанной крови родился одаренным. Такой ребенок видел бы мир иначе, не так, как мы, и достаточно рано научился бы скрывать свой Дар или его приучил бы кто-то из близких. Он бы не получил настоящего обучения, но в случае опасности, если страх был достаточно велик, сам этот страх мог позволить Дару раскрыться в полную меру, какую обычно обретают лишь после долгих лет учебы. В момент безумного ужаса инстинкт выживания мог превратиться в защиту и обойтись без ритуала, в то время как для обученной колдуньи или Мудрой собственные чувства стали бы преградой.

Сокольник кивнул:

– Звучит разумно. Я не разбираюсь в колдовстве, но достаточно сильный страх может наделить человека силами превыше его собственных. Мне случалось видеть подобное. Если человек полон решимости, его воля, его внутренний стержень могут позволить ему совершить такое, что другим покажется невозможным. С этим вашим Даром и с достаточно сильным страхом – да, такое могло случиться. Но если это и вправду так, как же нам ей помочь? Неужели ребенок настолько погрузился в себя, что его невозможно призвать обратно?

– Я не знаю. – Тирта огляделась по сторонам. Если б только она была уверена, что здесь они в безопасности! Тогда можно было бы воспользоваться тем зельем, что отправило ее в видение. Но она не могла сама погрузиться в сознание ребенка. Это искусство было ей не под силу. – Я слишком мало знаю! – вырвалось у нее. Ощущение бессилия гасило гнев, снедавший ее с тех самых пор, как она увидела, что́ натворили эти твари, и делавший ее голос хриплым и жестким. – Исцеление разума или прикосновение к нему – всегда рискованно!

– Я вот думаю… – Сокольник провел когтем металлической лапы по худой щеке, как мог бы провести пальцем. – Пернатый брат видит то, что незримо для нас. Может, он способен проникнуть дальше, чем под силу нам?

– Сокол! – Тирта уставилась на него, не скрывая изумления. – Птица…

Сокольник нахмурился:

– Пернатые братья – не просто птицы. Они знают много такого, что неведомо нам. Некоторые их чувства гораздо яснее и сильнее наших. Не забывай – он увидел ребенка сквозь иллюзию. Если внешняя иллюзия его не обманула, может, не обманет и внутренняя. Почему бы не попробовать? Хуже не будет.

Эта мысль не приходила ей в голову. Однако теперь, под пристальным взглядом спутника, ей пришлось задуматься. Насколько она понимала, вреда в такой попытке не будет. И возможно – лишь возможно! – это действительно может стать ключом к запертой двери. Тирта непроизвольно покрепче прижала ребенка к себе, но все же проговорила:

– Я не вижу в этом вреда.

Губы сокольника скривились в подобии улыбки.

– Но не видишь и особой пользы? Что ж, давай попробуем.

Он повел рукой, железная лапа вспыхнула на солнце. Сокол перелетел со своего насеста на освещенное солнцем место на одной из скал, в тени которой сидела Тирта со своим найденышем.

8