Трон из костей дракона. Том 2

День действительно получился очень долгим, их путь лежал вдоль подножия гор в тени деревьев. Когда они, наконец, остановились на ночь и чтобы поужинать, Саймон уже точно знал, что Эйстан не зря его предупреждал: хотя его лошадь шагала совсем неспешно и они двигались по сравнительно ровной тропе, ноги и пах болели у него так, словно его весь день кто-то пытал при помощи особенно изощренного устройства. Эйстан, даже не пытаясь скрыть улыбки, доброжелательно объяснил, что утром он будет чувствовать себя еще хуже, и в качестве утешения предложил мех с вином. Когда Саймон, наконец, улегся между неровными, заросшими мхом корнями дуба, почти лишившегося листвы, ему стало немного лучше, хотя вино, как ему показалось, заставило услышать, как ветер поет довольно странные песни.

Когда на следующее утро Саймон проснулся, оказалось, что Эйстан сказал правду – только в десять раз хуже. Ко всему прочему выпал снег, покрывший холмы Вилдхельма и самих путешественников плотным белым одеялом. Саймон дрожал под слабым светом ювена, продолжая слышать голоса на ветру. Из их слов он понял одно: они презрительно смеялись над календарями и путешественниками, которые думали, будто могут безнаказанно разгуливать по новому королевству зимы.

♕

Принцесса Мириамель с ужасом смотрела на открывшуюся перед ней картину. То, что с самого утра выглядело как яркие цветы и черный дым на горизонте, теперь, когда они с Кадрахом стояли на склоне холма, выходившего на Иннискрич, оказалось гобеленом смерти, сотканным из плоти, металла и искромсанной земли.

– Милосердная Элизия, – ахнула Мириамель, останавливая отпрянувшую назад лошадь. – Что здесь произошло? Неужели это дело рук моего отца?

Маленький круглый мужчина прищурился, и его губы бесшумно зашевелились, вероятно, он молился.

– Большинство убитых эрнистирийцы, миледи, – наконец, заговорил он, – и я полагаю, что остальные, судя по их внешнему виду, риммеры. – Он нахмурился, не отводя взгляда от жуткой сцены, над которой вспорхнула стая ворон, они сделали круг и, как мухи, вновь опустились на мертвые тела. – Складывается впечатление, что уцелевшие участники схватки отправились на запад.

Мириамель почувствовала, что ее глаза наполняются слезами страха, и подняла кулак, чтобы их стереть.

– Может быть, те, кто спасся, направились обратно в Эрнисдарк, в Таиг. Но почему это случилось? Неужели все

сошли с ума?

– Все давно сошли с ума, миледи, – сказал Кадрах со странной скорбной улыбкой. – Но наступившие времена заставили безумие проявиться.

Они скакали довольно быстро первые полтора дня, заставляя лошадей леди Воршевы отдавать все силы, пока не добрались до реки Гринвейд, там они переправились на другой берег у развилки, примерно в двадцати пяти лигах к юго-западу от Наглимунда, а затем придержали лошадей, давая им отдохнуть на случай, если снова придется мчаться вперед.

Мириамель уверенно держалась в седле, в мужской манере, что вполне соответствовало выбранной ею одежде: бриджи и куртка, которая помогла ей скрыть личность, когда она сбежала из Хейхолта. Коротко подстриженные волосы были вновь окрашены в черный цвет, хотя их почти полностью скрывал капюшон, не только защищавший от холода, но и не позволявший ее узнать. Брат Кадрах ехал рядом с ней в своем грязном сером одеянии и едва ли мог привлечь к себе внимание. В любом случае, на речной дороге из-за плохой погоды было мало путешественников, не говоря уже о не самых лучших временах. Принцесса уже начала всерьез надеяться, что ее побег закончится благополучно.

С середины дня они ехали вдоль плотины через вздувшуюся реку, а вдалеке звучали трубы, и их пронзительные медные голоса заглушали стоны мокрого ветра. Сначала они пугали Мириамель, вызывая призраки мстительного отряда, который ее дядя отправил за ними в погоню, но скоро стало очевидно, что они с Кадрахом приближаются к источнику шума, а не наоборот. Утром они увидели первые признаки сражения: одинокие клубы черного дыма, которые медленно поднимались в успокоившееся небо.

– Неужели мы ничего не можем сделать? – спросила Мириамель, спешиваясь и останавливаясь рядом с тяжело дышавшей лошадью.

Если не считать птиц, сцена перед ними оставалась совершенно неподвижной, словно все здесь было высечено из серых с красным камней.

– И что вы предлагаете, миледи? – спросил Кадрах, который остался в седле.

Он сделал глоток из меха с вином.

– Я не знаю, – пожала плечами Мириамель. – Но ты же священник! Разве тебе не следует произнести мансу за их души?

– За чьи души, принцесса? За моих соплеменников-язычников или за добрых эйдонитов из Риммерсгарда, что пришли сюда, чтобы их убить? – его горькие слова повисли в воздухе, как дым.

Мириамель повернулась, чтобы посмотреть на маленького монаха, глаза которого сейчас совсем не походили на глаза ее веселого спутника двух последних дней. Когда он рассказывал истории или пел эрнистирийские и застольные песни, Кадрах был полон радости. А теперь выглядел как человек, наслаждавшийся сомнительной победой, ставшей исполнением мрачного пророчества.