Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Она вышла в сад, на солнце, а я, выкуривая после завтрака сигарету, подумал, что она права. Действительно мерзость. Кого-то наш приезд явно вывел из себя. Может, этого анонима раздражает юная, яркая, изысканная красота Джоанны, и он захотел сделать нам больно. Самое лучшее, пожалуй, просто не обращать внимания, но кто знает, как далеко все это может зайти…

В то утро к нам пришел доктор Гриффитс. Мы договорились, что он еженедельно будет меня осматривать. Мне нравился Оуэн Гриффитс. Он был смугл и нескладен, но руки у него были ловкие, не причинявшие боли. Говорил он отрывисто, видимо, от застенчивости.

Гриффитс нашел, что выздоровление идет как положено, однако спросил:

— А как вы себя сегодня чувствуете? Вроде бы как не очень?.. Или мне так кажется?

— Да нет, ничего, — сказал я. — Просто к утреннему кофе мы получили на удивление мерзкую анонимку, так что во рту все еще дурной привкус.

Доктор чуть не выронил свой чемоданчик. На его худом смуглом лице проявилось волнение.

— Значит, и вы получили?

— А они что, здесь не редкость? — поинтересовался я.

— Да, с некоторых пор.

— Вот как! — сказал я. — А я было подумал, что кому-то просто не понравилось наше появление.

— Нет, дело не в этом. Просто…

Помолчав, он спросил:

— И что же там написано? — Но тут же смутился и покраснел. — Может, мне не следует спрашивать?

— Да нет, мне скрывать нечего. Там говорится, что я привез с собой размалеванную девку, и что никакая она мне не сестра… Вот вкратце и все… в смягченном изложении.

Смуглое лицо Гриффитса вспыхнуло гневом.

— Черт знает что! Ваша сестра… надеюсь, ее это не слишком расстроило?

— Несмотря на то что Джоанна выглядит ангелочком с рождественской елки, она вполне современная девица. Ей и не такое приходилось слышать. Письмо ее весьма позабавило. Впрочем, ничего подобного она еще никогда не получала.

— Ну еще бы, — с горячностью отозвался Гриффитс.

— Как бы то ни было, — твердо констатировал я, — к этому следует отнестись как к величайшей нелепости.

— Да, — сказал Оуэн Гриффитс, — но только…

Он замешкался, а я тут же подхватил:

— Вот именно! «Но только!..»

— Беда в том, — продолжал он, — что подобные случаи, как правило, не единичны. Обычно следует продолжение.

— Именно этого я и боюсь.

— Разумеется, случай патологический.

Я кивнул и спросил:

— Есть у вас какие-нибудь догадки относительно авторства?

— К сожалению, нет. Видите ли, страсть к анонимным письмам порождают две причины. Либо они направлены против определенного человека, и у них есть некая подоплека — скажем, обида, иногда только воображаемая, за которую написавший мстит подобным способом. Гнусность, конечно, но в этом случае автора довольно легко вычислить. Это скорее всего слуга, получивший расчет, ревнивая женщина, ну и тому подобное. Хуже, когда письма пишутся из любви, что называется, к искусству, чтобы сообщить кому-нибудь какой-либо бред. Впрочем, это патология. А дальше больше. В конце концов удается обнаружить и таких писателей. И знаете, зачастую ими оказываются люди, которых вы ни за что бы не заподозрили. Да-с! Нечто подобное было в прошлом году, но в другом городке нашего округа. Так вот, письма писала заведующая шляпным отделом тамошнего универмага. Тихая, благовоспитанная и уже не молодая… И еще помню случай. Я тогда работал в Шотландии. Но там причина была личная. В общем, по роду своей деятельности мне приходилось сталкиваться с подобными вещами и, откровенно говоря, они меня пугают.

— А здесь это давно началось? — спросил я.

— Не думаю. Впрочем, трудно сказать точно, ведь те, кто такие письма получают, не спешат об этом сообщать и просто их сжигают.

Он помолчал.

— Я и сам как-то получил такое письмо. Адвокат Симмингтон тоже. И другие мои пациенты говорили мне…

— Письма в том же роде?

— Ну да. Тема неизменно любовная. — Он усмехнулся. — Симмингтона обвинили в связи со служащей его конторы, с бедной мисс Гинч, которой сорок с лишним лет и у которой заячьи зубы и пенсне. Симмингтон сразу же отнес письмо в полицию. Меня обвинили в домогательствах к пациенткам и приводили множество подробностей. Все, конечно, ужасно примитивно, но в то же время пронизано злобой. — Он стал вдруг очень серьезен. — И все-таки я боюсь. Такие вещи, знаете ли, бывают опасны.

— Да уж, надо думать.

— Пусть письма глупы и нелепы, но рано или поздно одно из них может попасть в точку. И одному Богу известно, что может произойти! К тому же люди бывают разные — кто-то примет этот бред за чистую монету. Раз написано, значит, по их мнению, так оно и есть. И тогда возможно любое развитие событий.

— Да, кстати, письмо изобиловало грубыми ошибками. Написано явно безграмотным человеком.

— Как знать… — сказал Оуэн, уходя.

Вспоминая потом это «как знать», я ощущал смутную тревогу.

Глава 2

1