Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Но 4 января Юрий Мнишек покинул лагерь Иваницкого с большей частью поляков. Он заявил, что едет на сейм в Краков. Тем не менее, около полутора тысяч польских гусар и конных литовских латников осталась с Расстригой. Своим гетманом они выбрали полковника Адама Дворжицкого. Но зато с Сечи на помощь Расстриге пришёл отряд казаков числом в 2 тысячи сабель. Отступив от Новгород-Северского, Расстрига повёл свои войска в Севск. По своему составу практически это было уже русское повстанческое войско.

Война внутри России разгоралась всё сильнее, всё ожесточённее. Она явилась в Россию в своём ужасном, казалось, знакомом, повседневном обличье – в пожарах, увечьях, ранах, ожогах, болезнях, смертях. Но необычность этой войны заключалась в том, что теперь русские дрались против русских. Таких войн в Русской земле не было уже более 150 лет – с 6960-х годов от Сотворения мира (с 1450-х годов по Р. Х. – со времени окончания феодальной войны). Русский народ совсем забыл о междоусобицах. В определениях и оценках многих современных отечественных учёных разворачивалась и набирала силу первая Гражданская война в истории России.

* * *

Сняв затянувшуюся осаду с Новгорода-Северского, Иваницкий повёл свои войска на северо-запад. Морозное январское утро 1605 года. Лихие запорожцы в лохматых овечьих папахах и зипунах, донцы в высоких войлочных шапках, полушубках и бурках, боевые холопы в мохнатых волчьих шапках и в тегиляях[76], снятых с побитых или пленённых детей боярских и дворян, проносятся верхом, поднимая копытами коней свежий рыхлый снежок. Латные польские и литовские всадники с тяжёлыми мечами и саблями у поясов, закутанные в шерстяные накидки, гусария[77] в звериных шкурах поверх лат, с длинными пиками и флажками («прапорцами») у наконечника, с крыльями из больших гусиных перьев за спиной, неспешно рысят по неглубокому снегу, утаптывая занесённую дорогу. Отдельные пешие отряды запорожцев с мушкетами, крестьян и посадских людей с тяжёлыми рогатинами на плечах, обутые, кто в сапоги, кто в лапти, бодро идут рядом с обозными санями. Молодой снег поскрипывает под ногами людей и копытами лошадей. Войска Расстриги идут к Севску. Расстрига и Отрепьев едут вместе с Евангеликом конь о конь.

– Яко же сретит нас Севский воевода? – задумчиво спрашивает атаман.

– Севск – вельми знатный и крепкий град. И кром Севский на высокой горе стоит над рекой Марицей, а вкруг яруги, да болота. Благо нынче схватило всё морозом, – отвечает Иваницкий.

– Ни уйметси никак Годунов! Высылает супротив нас новые рати, – молвит Евангелик.

– Боится Бориска, зело боится тя, государь. Чает, шо не пощадишь ево, коли возьмёшь Москву. А и пощадил бы? – спрашивает с усмешкой Отрепьев.

– Пощадил бы. Коли внял бы гласу старцев греческих, что летось на Москве ему втолковывали. Отцы-иерархи Дионисий Палеологус, да Арсений Элассонский не по разу по его душу приступали и о послании кесарском и о наших делах Литовских наказывали, – отвечает Иваницкий.

– А и запросит мира царь Борис, да упадёт те в ноги, государь, и прощения запросит, тогда как? – вновь с ухмылкой спрашивает Отрепьев.

– Много уже крови пролито, люд простой взмястился. Война идёт по всем южным волостям и уездам. Коль возьму Москву, пусть Церковные владыки и народ православный на Москве и судят, что делать с Борисом, – отвечает в раздумье Иваницкий.

– Мыслю, аз грешный, что на Москву-то мы прии́дем, Бориску со стола царского сдвинем. Народ то вона как поднялся за тя, государь… Но на Москве друга беда ести, и ой немалая! – уже серьёзно говорит Отрепьев.

– Что-то ты Григорий загадками глаголеши! – так же без иронии упрекает Иваницкий.

– На Москве Годунова многие то ж подвинуть хотят. Вот они, государь, поначалу табе-то поклóнятси. Но потом с ними ухо востро держать надоти, – отвечает Григорий.

– Молви! – велит Иваницкий.

– Яз, государь, ведомо табе, когда в монáсех служил на Москве, много чего повидал и услышал. Крутило-то меня всё при иерархах, да при Чудовом монастыре, что в Московском Кремле. И скажу те верно; многие именитые мужи – князья, да бояре спят и видят, как земского царишку на своего родовитого заменить и без Земского соборного приговора на стол посадить! – отвечает Отрепьев.

– И кто ж суть сии мужи? – строго спрашивает Иваницкий.