Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Опасаясь недовольства народа и служилых людей, царь Борис Феодорович временно и частично восстановил Юрьев день. Правда, он разрешил не «выход», а лишь «вывод», точнее «вывоз» крестьян. Тем более это было оправдано, когда помещики и дети боярские вывозили и селили крестьян с семьями в порубежных – южных, чернозёмных уездах. В колонизируемых землях последствия природных катаклизмов сказались не так заметно, как в нечернозёмной зоне. В землях поместных дворян близ южных засек уродилось лучше. Там был собран неплохой урожай. «Вывоз» позволил многим дворянам и детям боярским спасти свои поместья от окончательного запустения и разорения.

Но разрешение, данное Годуновым, касалось лишь мелких служилых людей, и не распространялось на земли бояр, членов Боярской думы и духовенства. Дворянство, дети боярские центральных и северных уездов мало, что поимели от разрешённого «вывода». Потому этот шаг ненамного укрепил положение царя. По стране прокатилось широкое недовольство крестьян и помещиков нечернозёмных – более северных уездов России.

* * *

Запорожский корпус Герасима Евангелика вернулся на Сечь только весной – в апреле 1601 года. Степь уже подсохла и зазеленела травами, поднявшимися коням до бабок. Яркими розово-красными лоскутами в степи пробивались маки. Птицы, свивая гнёзда, на все лады пели свои песни. Степь жила своей вечной, вольной жизнью…

За время похода Иваницкий и Отрепьев показали себя храбрыми воинами. Многие простые казаки уже были наслышаны о том, что в их рядах подвизаются два молодца из очень знатных шляхетских родов

, которые не только воинскому делу «дóбре обучэ́ны», но и приобщены к разным наукам, которым «учат в акадэ́мии». Многие казаки сами не раз видели их лихость и сноровку в бою, были знакомы, общались с ними. Хорошее образование, знание грамоты и правописания, латыни и греческого, «гиштории» и географии, ярко выделяли этих молодых людей в корпусе Евангелика из среды подавляющего большинства казаков. Но ни Иваницкий, ни Отрепьев никогда не кичились этим, были на равных со всеми. Для прославления и роста авторитета молодых людей немалую роль сыграл и Перо, который при каждом удобном случае рассказывал окружавшим, что сам князь Адам Вишневец определил его служить двум весьма родовитым шляхтичам. Тому же способствовали проповеди и молебны, которые устраивал Повадин, прославившийся в корпусе Евангелика после сечи при Мирэслэу. В своих речах и проповедях Повадин многократно напоминал, что отныне в рядах запорожцев присутствуют самые знатные и родовитые русские княжичи, одному из которых «по роду своему в место быть государем всей Русской земли». Правда, монах не указывал, кто он такой и говорил, что до поры сие есть великая тайна. Эти проповеди не могли не тревожить души людей, не окрылять их надеждами и не вызывать чувства гордости за сопричастность столь великому делу.

Правда, одна часть казаков Евангелика почти не различали молодых людей, другая часть считали их родными братьями и потому казаки часто путали их имена, когда обращались к ним. Иные же хоть видели и знали, что это – разные люди, но не всегда обращались к ним по именам, боясь ошибиться и предпочитая кланяться и приветствовать:

– Здравы будьте паны, добродию!

Иваницкий и Отрепьев внимательно и вежливо раскланивались со всеми без исключения, но и не лезли на глаза, не выставлялись.

Казаки Евангелика привезли немало добра из похода и богатые подарки Запорожскому кошевому – гетману Фёдору Полоусу от господаря Молдавского Могилы. Спустя день после возвращения кошевой Полоус закатил немалый пир. Для Иваницкого, Отрепьева, Повадина и Евангелика был накрыт отдельный стол в «канштелярии» – курене войскового писаря. Там и состоялось знакомство с кошевым атаманом Сечи. После молитвы, прочтённой Повадиным, выпили здравицу за всех присутствующих панов и вильное казачество

. Затем пили во здравие и многая лета господаря Молдавского Иеремии. Затем помянули добрым словом славных воинов-князей Михаила и Адама Вишневецких.

В разгар пира войсковой писарь Горобец поднял чашу вина и недвусмысленно обмолвился, «де пиет во здравие» законного наследника Великого князя и государя Московского, «що пребывае в их Низвовском вийске и дуже прослави ся в походе и в сече с влахами». Кошевой, верно, и сам уже был наслышан о пребывании в Сечи столь знатной персоны и потому не выказал особого удивления, а только поддержал здравицу и выпил полную чашу вина за законного государева сына. Во время пира он не раз внимательно разглядывал то Иваницкого, то Отрепьева и о чём-то тихо переговаривался с войсковым писарем. Продолжительный пир закончился тем, что кошевой сам поднял чашу за Русскую землю, за подлинного наследника Великого Русского государя и прилюдно обещал оказать тому всемерную помощь, в случае похода его на Москву.

* * *