Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

Интересы Романовых на соборе защищал боярин Фёдор Шереметев. Многие казаки были настроены в пользу юного Михаила, поскольку его отец, долго окормлявший тушинцев, был хорошо знаком и симпатичен казачеству. Дворяне помнили о том, что отец претендента был из знатного боярского рода и к тому же приходился двоюродным, «излюбленным», братом Фёдора Иоанновича. Иерархи Церкви высказались в поддержку Романова, так как его отец был в сане митрополита (местоблюстителя патриаршего стола), а для бояр Романовы были хороши, как противники опричнины.

Решающее голосование было назначено на 3 марта 1613 года. Однако, в середине февраля делегаты приняли неугодное Шереметеву решение: потребовали от Михаила Романова-Юрьева, как и от всех остальных претендентов, незамедлительно явиться на собор. Шереметев всячески препятствовал исполнению этого решения, по соображениям безопасности юного Михаила. Тогда члены Собора предложили составить соборную клятву, в которой обещали Михаилу Романову, когда он примет царский венец, вечную верность из рода в род. И такая клятва была составлена. Этой клятвой соборяне клялись в вечной верности роду Романовых, избранных на царское служение, клялись за себя, за своих детей, внуков, правнуков и всех потомков, кто будет рождён, и кто будет жить в России до конца времён. Вот так в сокращении и с орфографией, приведённой к современному прочтению, звучала эта клятва:

«Послал Господь Свой Святый Дух в сердца всех православных христиан, яко едиными усты вопияху, что быти на Владимирском и Московском и на всех Государствах Российского Царства, Государем, Царем и Великим Князем всея Русии Самодержцем, Тебе, Великому Государю Михаилу Феодоровичу.

Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, – Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея Русии Самодержца, и за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы свои положити, и служити Им, Государям нашим верою и правдою, всеми душами своими и головами.

Заповедано, чтобы Избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в своих делах перед единым Небесным Царем. А кто убо и не похощет послушати сего Соборново Уложения… и начнет глаголати ина и молву в людех чинити, и таковый, аще от священных чину, и от бояр царских и воинственных, или ин хто от простых людей и в каком чину ни буди, по Священным Правилом Святых Апостол, и Вселенских Седми Соборов Святых Отец и Помесных, и по Соборному Уложению всего Освященнаго Собора, чину своего извержен будет, и от Церкви Божия отлучен и Святых Христовых Тайн приобщения, яко расколник Церкви Божия и всего православнаго хрестьянства мятежник, и разорител закону Божию, а по Царским законом месть восприимет, и нашего смирения и всего Освященнаго Собора не буди на нем благословение отныне и до века. Понеже не восхоте благословения и Соборнаго Уложения послушания, тем и удалися от него и облечеся в клятву.

А на Соборе были Московского Государства изо всех городов Российского Царства власти: митрополиты, епископы и архимандриты, игумены, протопопы и весь Освященный Собор; бояре и окольничие, чашники и стольники и стряпчие, думные дворяне и диаки и жильцы; дворяне большие и дворяне из городов; дияки из Приказов; головы стрелецкие, и атаманы казачьи, стрельцы и казаки торговые и посадские; и великих чинов всякие служилые и жилецкие люди; и из всех городов Российского царства выборные люди».

Далее делегаты собора поставили своеручные подписи. За оными следовало заключение:

«А уложена и написана бысть сия Утвержденная Грамота за руками и за печатьми Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея Русии Самодержца, в царствующем граде Москве, в первое лето царствования его, а от сотворения мира 7121-го».

Тем временем тревожные вести пришли на Москву с Верхнего Поволжья…

* * *

Юрлов не мог участвовать в делах собора. По подсказке Беззубцева он укрылся в Спасо-Андрониковом монастыре под видом трудника. Здесь он познакомился с одной юной послушницей, нашедшей приют в монастыре в это лихое время. Тронули Юрлова за душу её печальные и томные синие очи, и густая русая коса. Как-то после обедни, выйдя из Спасского собора, он нагнал её и первый повёл разговор.

– Кто ж ты таковая, милушка?

Та, замедлив шаг, поправив платок и плотнее укрыв голову, взглянула ему в глаза. Долго и выжидательно смотрела, затем неторопливо отвечала:

– Яз – дочь коломенского сына боярского Максима Ремезова. Батюшка наш от ран изгиб уже четыре года тому. А матушка занедужила и то ж померла. Остались яз и братец мой молодший – Семён.

– Как же зовут тя, милая?

– А зовут меня Анастасией. На Анастасию-узорешительницу крещена.