Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

В инструкции, данной о. Лавицкому, говорилось: «Он заметит Его Святейшеству, что между нами и светлейшим королем польским существует некоторая распря по поводу императорского титула, от которого мы легко не откажемся, ибо владеем им по полному праву».

В феврале о. Лавицкий появился в Риме – бородатый, длинноволосый, в поповской рясе с широкими рукавами и с православным крестом на шее. Павел V ожидал его с нетерпением, проводя дни в размышлениях о поразительном контрасте между поведением венецианского дожа Леонардо Донато, который изгонял иезуитов из владений республики, и московского царя, открывавшего им двери в свое государство. Каково же было его разочарование, когда он прочитал письмо Дмитрия! Царь явно не собирался платить по счетам.

Павел не утешился и полученным тогда же письмом Марины, в котором она заверяла святого отца: «Только бы светлые ангелы благоволили довести меня до Москвы, и тогда у меня не будет другой заботы, кроме торжества истинной веры». Инструкции, посланные Рангони из Ватикана, не оставляли никаких сомнений в том, что сердце Павла исполнено гневом и горечью. Его племянник Сципион Боргезе, основатель знаменитой и поныне виллы, писал нунцию от имени папы о войне с турками: «Пускай царь первый выступит на арену; пусть он увлечет за собой Европу и покроет себя бессмертной славой, – тогда папские дипломаты охотно придут ему на помощь при дворах Австрии и Польши». На ходатайство о разрешении Марине венчаться по православному обряду папа отвечал категорическим отказом; на размолвку Дмитрия с Сигизмундом по поводу титула он советовал смотреть как на недоразумение частного, а не государственного характера.

В личном письме к Дмитрию Павел, хоть и напомнил царю о великом поле для жатвы, все же с неудовольствием заметил, что Лавицкий сообщил ему не такие утешительные известия, какие он желал бы слышать, и посоветовал отдалять от себя еретиков и слушать советы благочестивых мужей. А чтобы побольнее уязвить упорствующего должника, папа именовал «непобедимого цесаря» титулом «vir nobilis», с каким к нему обращался Климент VIII до его победоносного похода и венчания на царство.

Отец Лавицкий получил от Павла распоряжение держать московского царя под неусыпным надзором. «Я напишу все, что знаю, о «нашем» Дмитрии», – заверил папу иезуит.

Сигизмунд со своей стороны тоже хотел напомнить Дмитрию о его обещаниях. С этой целью он отправил в Москву посольство Велижского старосты Александра Корвина Гонсевского. Война с Турцией мало интересовала короля; Гонсевский должен был склонить царя к союзу с Речью Посполитой против узурпатора шведского престола герцога Карла Зюдерманландского.

На границе Гонсевского ожидали дворяне, высланные царем навстречу послу.

– Мы, – говорили они, – выехали бить челом и воздать хвалу его величеству королю, вашему государю и всей Речи Посполитой за то, что наш прирожденный государь Дмитрий Иванович укрывался от беды в землях королевских, никакого насильства не потерпел у вас, в добром здравии приехал в Москву и сел на престол предков своих.

В Москве, куда посольство прибыло в октябре 1605 года, Гонсевского ожидал не менее радушный прием. Толпы москвичей кричали проезжавшим по улицам города полякам:

– Дай Бог много лет здравствовать королю Сигизмунду! Дай Бог, чтоб и впредь было между нами и вами братское согласие!

Дмитрий принял посла с особенной лаской. Однако Гонсевский сразу допустил бестактность. Он начал с того, что напомнил Дмитрию о помощи короля в его несчастье и унижении и затем по секрету сообщил страшную новость: Борис Годунов жив! По его словам, в Литве появился некий Алешка, который рассказывает, что когда Дмитрий находился в Путивле, колдуны и звездочеты открыли Борису, что пока он будет сидеть в Москве, ему никак не оборониться от царевича, но если он на время уедет и сдаст царство сыну, то потом сможет вернуться и вновь занять трон. Борис, послушавшись их совета, опоил ядом своего двойника, положил его вместо себя в гроб (о чем не знал даже Федор), а сам тайно бежал в Англию, увезя с собой несметные сокровища. Гонсевский закончил пересказ Алешкиной сказки заверениями в том, что король, испытывая чувства братской любви к московскому государю, прилагает все усилия, чтобы выяснить истину, ибо ему известно, что многие люди в Московском государстве не верны Дмитрию.

Это был откровенный шантаж: Дмитрию старались дать понять, что его положение непрочно и целиком зависит от покровительства Сигизмунда. После этого Гонсевский перешел к главной цели своего посольства – обсуждению союза против Швеции. Он настаивал, чтобы царь оказал военную помощь Сигизмунду, задержал и отослал в Польшу шведских послов, если они появятся в Москве, и выгнал из Московского государства принца Густава, несостоявшегося жениха Ксении.

История с Годуновым не произвела на Дмитрия никакого впечатления. Он от души посмеялся над колдунами и сказал: