Царство и священство

Но еще более красноречив и интересен отрывок из письма Римского папы Льва II (682–683) Константину IV: «Если бы всемогущий Бог не одарил своих иереев, то царское благородство никогда не снизошло бы к нижайшим рабам своим и, отложивши на время царское достоинство, не пожелало сопричислить себя к обществу иереев ради ревности к Богу»[488].

Эти строки предельно откровенно демонстрируют, как сами современники тех далеких событий относились к вопросу о соотношении царской и священнической властей. Обычное утверждение, будто «священство выше царства», тонет перед словами Римского епископа, которые можно понимать в том смысле, что если бы иерейский чин не был облагорожен божественными дарами, император никогда бы не снизошел бы

до священников, дабы вместе с ними исследовать тайны догматов.

Существуют и некоторые любопытные детали из практического обихода, замечательно иллюстрирующие тот факт, что сан императора подобен епископскому. Как уже говорилось выше, с некоторого времени архиерей стал как бы символом кафоличности местной церковной общины, и поэтому его избрание требовало внешней церковной рецепции. В древней Церкви в этом не было нужды, т. к. любой епископ избирался внутри своей общины. Но если епископ олицетворял всю Кафолическую Церковь, то внутренней рецепции уже явно недостаточно. И вскоре избрание епископа заменяется новой практикой – его хиротонией двумя другими архиереями. Теперь не община, и даже не соседние общины, а соседствующие архиереи реципировали вновь назначенного епископа.

Позднее, когда хиротония стала утверждаться митрополитом определенного церковного округа, момент общецерковной рецепции исчез. Зато переместился в высшие сферы церковной власти и стал элементом поставления каждого нового патриарха. Теперь каждый должен был направлять собратьям письменное вероисповедание, после чего и считался утвержденным в своем статусе остальными патриархами. Или отвергался ими, как неправославный[489]. Этот обычай Иерусалимский патриарх

св. Софроний (634–638) в своем послании к Константинопольскому патриарху Сергию (610–638) назвал «древнейшим преданием», берущим свое начало еще в апостольские времена[490]

.

Так вот, подобно вновь хиротонисанному патриарху, каждый новый Византийский император направлял Константинопольскому архиерею грамоту с изложением своего вероучения. Поэтому современники не безосновательно полагали, что статус императора близок не только к архиерейскому, но даже к патриаршему. Иными словами, по одному точному выражению, «если Византия была иконой Небесного Иерусалима, то земная монархия императора была образом, или иконой, Царства Бога на небесех»[491].

Для подтверждения прав императора на высшую церковно-правительственную власть без труда можно привести ссылки из области jus divinum. В Священном Писании неоднократно говорится о том, что единственным источником власти царей является Бог – «В руке Господа власть над землей, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней» (Сир. 10: 4), «каждому народу Он поставил вождя» (Сир. 17: 14). Но и содержатся прямые нормы, «правовые императивы», требующие безусловного послушания властям. Попутно дается объяснение тому, что всякая власть поставлена для защиты добрых и наказания злых. «Будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро» (1 Петр. 2: 13, 14). Хулители, которые «отвергают начальства и злословят высокие власти», сравниваются апостолом с Содомом, Гоморрой и бесами, «ангелами, не сохранившими своего достоинства» (Иуд. 1: 6–8). «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу себе» (Рим. 13: 1–3).

Царская власть (а единственно она и является богоугодной формой правления) предуготовлена для блага общества: «Мерзость для царей – дела беззаконные, потому что правдой утверждается престол», «приятны царю уста правдивые, и говорящего истину он любит», «в светлом взоре царя – жизнь» (Притч. 16: 12–15). «Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод; куда захочет, Он направляет его» (Притч. 21: 1). Сам Христос неоднократно именуется «Царем царей» (Откр. 19: 16), что весьма красноречиво. Когда Священный Дееписатель желает изобразить нечто возвышенное, он неизменно употребляет предикат «царский»: «закон царский» (Иак. 2: 8), «царственное священство» (1 Петр. 2: 9) и т. п.