Царство и священство

Не менее торжественно звучат слова послания одного из самых великих Римских пап св. Льва Великого Византийскому императору св. Льву I Великому (457–474): «Вы со святым и духовным старанием охраняете мир в Церкви во всем мире. Господь обогатил твою милость таким просвещением своего таинства, что ты немедленно должен усмотреть то, что царская власть сообщена тебе не только для управления миром, но и особенно для охранения Церкви, чтобы ты обуздал незаконные дерзости, и добрые постановления защитил, и истинный мир восстановил»[477].

VI Вселенский Собор единодушно восклицает об императоре св. Константине IV Погонате (668–685): «Мы остановили распространение недавно появившейся ереси после того, как нам дал пример в догматах Константин, божественно царствующий и милостиво управляющий скипетрами, с которым мы ниспровергли нечестивое заблуждение». Сам Константин IV, отдавая отчет Церкви в собственных трудах, писал: «Стоя на высокой горе царства, возвещаем и благовествуем всенародный праздник церковного мира»[478]. Так, действительно, мог возглашать лишь победитель ереси.

Для обеспечения интересов Церкви ни один вопрос не казался царю посторонним. Об этом прямо писал император св. Юстиниан Великий в 133-й новелле: «Нет ничего недоступного для надзора царю, принявшему от Бога общее попечение обо всех людях. Императору подобает верховное попечение о церквах и забота о спасении подданных. Император есть блюститель канонов и Божественных Законов. Царь через Соборы священников утверждает правую веру»[479].

Императоры не только установили иерархию церковных кафедр (как это сделал, например, император св. Юстиниан Великий в 131-й новелле), но и устанавливали в течение нескольких веков компетенцию Константинопольского патриарха. Даже те органы церковной власти, которые предназначались непосредственно для деятельности столичного патриарха, возникали по воле василевса, который определял их полномочия и поставлял на эти должности конкретных лиц. В частности, император назначал великого эконома (oikonomos), управлявшего доходами храма св. Софии, великого скевофилакса

(skeuophylax), казначея патриархии, хартофилакса (chartophylax), главного нотария Константинопольского патриарха, экдиков (

ekdikoi), судей церковного трибунала. А когда вследствие смешения компетенций органов императора и патриарха возникло некоторое дублирование функций в судебной сфере, император Алексей I Комнин своим законом разрешил проблему. Его волей все брачные споры были отнесены к суду императора, а спорные случаи, повлекшие за собой брак, отданы на рассмотрение патриарших чиновников[480].

Для того чтобы иметь представление, как цари избирали себе патриархов, достаточно привести хрестоматийный пример из деятельности одного из величайших Византийских императоров – св. Феодосия Старшего. После оставления св. Григорием Богословом (379–381) Константинопольской кафедры царь «повелел епископам написать на бумаге имена тех, которых каждый считает достойными рукоположения, а себе самому предоставил избрание одного из всех. Царь, прочитав список написанных имен, остановился на Нектарии и, задумавшись, долго рассуждал сам с собой, держа палец на последней подписи; потом, обратившись к началу, он снова пробежал всех, – и избрал Нектария. Такое избрание казалось чудом: каждый спрашивал, кто этот Нектарий, какого он звания, и откуда; а когда узнали, что он доселе не принял таинства крещения, то еще больше удивились странности царского определения»[481]

. Впрочем, это всего лишь один из многочисленных примеров на этот счет.

В «Эпанагоге», написанной в духе торжественного провозглашения первенства Константинопольского патриарха в Восточной церкви, тем не менее проводится та принципиальная мысль, что забота василевса распространяется на тела и души своих подданных, а столичного архиерея – только на их души.

Императоры не только созывали Вселенские Соборы (и не редки ситуации, когда они отказывали епископам в этих просьбах), но и все происходившее на них находилось под их контролем. Сколько бы ни говорили сегодня о порочности этой практики, в действительности она оказалась чрезвычайно полезной для Церкви. Из многочисленной череды христианских царей можно назвать только двух, кто решительно и сознательно уклонялся от участия в делах догматики и церковного порядка – Валентиниан I (364–375) и св. Феодосий II Младший (408–450).