Царство и священство

Ради «прав человека» США бойкотировали СССР, а еще раньше – Российскую империю. Под лозунгом защиты этих «прав» североамериканские демократы поддерживали откровенных убийц и террористов, ничего, кроме грабежа, не признающих: чеченских боевиков, албанских сепаратистов и афганских талибов. «Да, они бандиты, – говорили их защитники, – но вы сами нарушаете “права” этих людей, либо не даете им реализоваться. Поэтому мы поддерживаем не вас, а их». При этом, правда, как-то упускается из виду, что сами «дискриминированные народы» целью своих действий объявляют вовсе не «права», а нечто иное: собственную исключительность, захват новых территорий, «право» на разбой и паразитический образ жизни и т. п. Впрочем, это – уже другой вопрос…

Только то государство может считаться «цивилизованным», «справедливым», которое признает «права» и закрепляет их конституционно, всячески развивает и ограждает. Законодательное закрепление «прав личности» предполагает столь же обязательное наличие в государстве демократических институтов. Не случайно, например, все политические режимы делятся по видам на «демократические» и «тоталитарные» – других классификаций современная наука обычно не признает[571]

.

Наличие «личных прав» напрямую отождествляется с демократией (в различном ее понимании, начиная с формы правления и наличия отдельных институтов, заканчивая политическим режимом и образом мысли). Легко заметить, что все иные признаки имеют откровенно второстепенное значение и мало что решают в межгосударственных отношениях (по крайней мере, в официальной их редакции).

II

Казалось бы, какой смысл обращаться к темам, чья проблематика – в теоретическом аспекте – была исчерпана еще в давние времена? Но, как мы постараемся показать ниже, вопрос о соотношении закона и личных прав человека не утратил своего теоретического и практического значения и поныне. Более того, то содержание, какое традиционно вкладывается в понятие «личных прав», идеология, непосредственно связанная с последними, настолько некритично воспринимаются нами, что никогда не поздно вновь вернуться к ним, даже если они «общепризнанны». Разве история не демонстрировала нам многие примеры прошлых времен, когда широкая и устойчивая тенденция, поддержанная лучшими научными умами, одухотворяющая своими идеалами сотни тысяч и миллионы людей, вскоре оказывалась забытой?

Научное сознание не может ограничиваться лишь эмоциями и общими соображениями, сколь бы симпатичными они ни казались на первый взгляд, и должно либо беспристрастно удостовериться в истинности тех или иных тезисов и суждений, либо подвергнуть их остракизму, если результаты научного исследования не оправдывают заранее проставленных высоких оценок.

Обратим внимание на следующие немаловажные обстоятельства. Уже сама постановка вопроса в контексте предлагаемого нам характера соотношения права и «прав», выглядит двусмысленной и весьма условной. Легко заметить, что с точки зрения логики указанная выше конструкция сохраняет смысл только в том случае, когда мы способны дать четкое и ясное определение «личным правам». И как раз на этой стадии возникают известные трудности, связанные с применяемой терминологией.

Обычно, когда речь заходит о правовых вопросах, исследователи оперируют понятием «закон», «норма». Под ними понимаются акты, принятые верховной властью и нормирующие, упорядочивающие общественные отношения. Субъективное право и права гражданина – в позитивном смысле – суть производны

от закона и столь же подвержены исторической и политической конъюнктуре, как и сами нормативные акты, зачастую весьма далекие от нравственных идеалов, какое бы содержание мы в них ни вкладывали.

Если закон действует и предоставляет гражданину какие-то возможности, т. е. разрешает, обязывает или не запрещает вести себя определенным образом, субъективное право и субъективные права находятся под его защитой и в этом отношении нерушимы. Любое посягательство на них признается правонарушением (противоправным поступком) и подлежит преследованию со стороны государства вплоть до уголовного. Ситуации, когда существует закон, но сама верховная власть (под влиянием, например, господствующей идеологии, которая доминирует над законом) его нарушает, должны восприниматься в первую очередь как беззаконие. Если закон не устанавливает каких-либо ограничений по кругу лиц, должных исполнять его безусловно, то для нас все равно, кто является правонарушителем: преступная шайка, обыватель или представители государственной власти.