С этих позиций становится ясным, что право приобретает свое подлинное значение, позволяющее раскрыть его природу как правды, как элемента справедливости, только и исключительно в том случае, когда оно полностью сориентировано на нравственное начало – абсолют, не подверженное человеческому рассудку и духу историчности. При правильном понимании взаимоотношения права с нравственным началом и соответствующей правовой политике закон начинает играть куда более позитивную роль, чем ему предлагается отвести. Как категория материальная, реальная, сила действующая, право выступает в качестве орудия достижения высшей цели – духовного самосовершенствования личности. Мы можем вновь сослаться на законодательство Моисея и историю ветхозаветных евреев.
Тот правовой обычай, который стихийно возникает в обществе, некоторая практика отношений, легализуемая верховной властью в форме закона, в той же степени ориентируется на конкретное содержание нравственности, как она представляется гражданам. Чем конкретнее содержание нравственного начала, признаваемого народным сознанием, чем большую роль оно играет в жизни членов общества, чем выше его авторитет (в идеале – абсолютный) и его признание, тем легче и естественнее складываются общественные традиции, тем в большей степени право данного государства отвечает требованиям народной жизни.
В свою очередь, признание государством некоторого положения вещей «правильным», легализация его в народной среде, поддержание своей силой и авторитетом, помноженным на опасность наказания, есть фактор, воспитующий народную массу, прививающий в ней традицию придерживаться именно этих нравственных принципов и оценок. Именно здесь право становится орудием справедливости, той правдой, которую народное сознание жаждет и принимает.
В предлагаемой конструкции, выводимой из христианского понимания существа человеческой свободы, все элементы получают свое естественное обоснование, место и роль в общежитии. Причем данная система не позволяет игнорировать ни одну из своих составляющих без опасения нарушить основы этого соборного, органического единства, напрямую вытекающего из высоты нравственного идеала.
О личности и ее «правах»
I
«Право и права» – с таким названием почти сто лет назад вышла работа одного из виднейших русских мыслителей с очень не простой личной и научной биографией П.Б. Струве (1870–1944). Закон, конечно, свят, утверждал Струве. Без законности немыслимо никакое общество, тем более – его развитие. Но сам закон и формальная законность еще не гарантируют свободы и справедливости. Гораздо важнее, какое содержание вкладывается в него, а, вернее, насколько оно сориентировано на «личные права» человека. «В сознании лучших русских людей и в жизни наших народных масс, – писал он, – давно уже назрела сильнейшая потребность во всестороннем признании объективным правом прав человека… Не только “право”, но и “права” – таков должен быть лозунг друзей истинной законности и правомерности»[570]
.Итак,
Государство, само собой понятно, обязано исполнять функцию верховного хранителя «прав», но оно же само бессильно перед ними. Сколь бы эфемерными ни представлялись кому-то «личные права», но, обрамленные грозными рамками закона, они получают власть и над государством, преклоняющем перед ними свои колени. Действительно, что может быть выше их? Все меркнет перед белоснежными одеяниями священной свободы.
Но если сто лет назад «права личности» были в значительной степени еще лишь призывом, должным объединять «всех честных людей», то в наши дни ситуация резко изменилась. «Права личности» давно уже стали