Утверждение, будто в основе канонического права лежит исключительно jus divinum
, также сталкивается с вполне очевидными возражениями. Свод канонических правил Восточной церкви не является результатом попытки перевода Библии на язык права. И выглядит наивным стремление вывести конкретные правила из отдельных и разрозненных упоминаний в текстах Священного Писания пресвитерства, диаконства, епископства, диаконисс, не говоря уже о хорепископах и конкретных полномочиях архиерейского сословия или административном устройстве Церкви.Кроме того, так и хочется получить конкретный ответ на поставленный вопрос: jus divinum
все же источник права или само право? Если это и то, и другое, то как разграничить нравственную заповедь, имеющую все признаки конкретного правила поведения (гипотеза, диспозиция, санкция), в данном качестве не применяемую, от обязательного для исполнения канона? Ведь в одном случае нарушение правила не влечет за собой церковного наказания, в другом оно неизбежно наступает. И можно лишь согласиться с тем, что вопрос об отношении jus divinum к jus humanum и о самой природе jus divinum по сегодняшний день так и не имеет однозначного и всеми признаваемого ответа[803]. Как следствие, утрачивается и декларируемая ясность критериев отбора божественных канонов.Особого внимания заслуживает вопрос о том, почему перечень актов, входящих в состав канонических сборников, ограничен временны́ми факторами. При первом приближении ответ довольно очевиден: для того, чтобы каноны применялись повсеместно, они должны быть признаны всей
Кафолической Церковью. Следовательно, лишь акты, принятые до церковного раскола, отвечают этим требованиям. Однако мы знаем, что издавна в разных Поместных церквах формировалась собственная каноническая практика, порой значительно расходившаяся между собой. Достаточно напомнить, что без малого тысячу лет Римская церковь категорически не признавала 28-й канон Халкидонского Собора. И за пять столетий до раскола 1054 г. она же не приняла канонов Трулльского Собора, имеющего на Востоке статус Вселенского Собора. Или, что, возможно, исторически точнее, вначале приняла, но потом отвергла.Кроме того, уже тогда многие акты, касающиеся порядка и сроков поставления лиц в священническое достоинство, запреты, связанные с их саном (целибат или отказ от него), трактовались на Востоке и Западе кардинально различно. Не удивительно поэтому, что, обращаясь к 41-му правилу Карфагенского собора, Отцы Трулльского Собора прямо указали: применение канонов допускает изъятия для отдельных церковных общин, исходя из конкретных местных
обстоятельств (29-й канон). Как следствие, некоторые канонисты вполне обоснованно делят каноны на общие и частные. Например, Феодор Вальсамон (1193–1199), титулярный Антиохийский патриарх, в толкованиях на 24-е правило Карфагенского собора прямо писал: «Правило местное», хотя оно включено в сборник канонических актов, обязательных для всей Восточной Церкви[804]. Тот же смысл он вкладывал в 4-й канон Сардикийского собора[805]. Но и так понятно, что едва ли могут применять как общие правила 88 (99) и 100 (113) Карфагенского собора. Первое одобряет добровольное оставление епископом Максимианом Вагенским своей кафедры, а второе утверждает состав суда для изучения доноса на епископа Маврентия.Таким образом, обнаруживается известная подмена понятий: наличие в разных автокефальных Церквах православного вероисповедания одних и тех же вселенских канонов еще не дает оснований говорить о едином
каноническом праве Восточной Церкви. Допустимо лишь утверждение, что их деятельность регулируется одинаковым правом, реципированным ими полностью или в какой-то части[806].Зачастую, говоря о неизменности канонов, приводят 2-й канон Трулльского Собора, категорически запретивший изменять эти правила, и 11-й канон VII Вселенского Собора, которым Отцы прямо установили, что Церковь «обязана хранить все
божественные правила». Но еще Н.С. Суворов (1848–1909) справедливо отмечал, что нельзя русскую церковную жизнь XIX в. регулировать нормами, приличествующими временами императоров св. Юстиниана Великого (527–565) или Ираклия (610–641)[807].Ясно, что за минувшее время потребность вносить изменение в каноны не отпала. Но изменение конкретного правила – еще полбеды. Дело в том, что из всего комплекса канонических актов, которых таковыми признает Восточная Церковь, можно указать лишь незначительную часть, имеющих значение действующих правовых норм в настоящее время. Множество не просто канонов, а целых институтов
канонического права вообще не применяется многие столетия. Причем не по воле государственной власти, а по причине отвержения их самой церковной жизнью.