Царство и священство

Канули в Лету, например, все правила о диаконисах, хорепископах и многие каноны, касающиеся покаянной дисциплины: 4, 5 6, 7, 8, 9, 20-е и 21-е правило Анкирского собора, 8-й, 10-й каноны Антиохийского собора и другие. Существенно изменился в течение тысячелетия и порядок введения лица в Церковь. Едва ли обоснован тезис, будто 78-е правило Трулльского Собора, устанавливающее обязанность готовящегося к крещению лица каждую пятницу экзаменоваться у епископа или пресвитера, применяется повсеместно и постоянно.

Даже если не признавать конкретные наставления Христа за положительные нормы права, как католики, а лишь за нравственные заповеди, которые должны быть положены в основу канонов, то все равно остается вопрос: почему и как могло случиться, что Спаситель категорически

запрещал разводиться с женой помимо греха прелюбодеяния (Мк. 10: 2,12), а сегодня (равно как и в прошлые века) Церковь допускает эту возможность?

Даже каноны, легализовавшие высшую церковную правоспособность предстоятелей отдельных кафедр, сегодня кажутся отжившим атавизмом. Например, 3-й и 4-й каноны Сардикийского собора и 1-е правило Собора в храме Премудрости Божией в Константинополе, установившие абсолютную судебную прерогативу Римского и Константинопольского архиереев. По крайней мере, практика, закрепленная в 880 г., согласно которой прещения (отлучения, проклятия и извержения), наложенные Римским епископом, признаются таковыми и на Востоке, и наоборот, никак не может быть применена сегодня.

Хотя и предполагается, будто нормы канонического права касаются только организации церковного устройства и других основополагающих вопросов церковной жизни, но исследователь без труда обнаружит в их корпусе множество правил иного рода. Например, 85-й канон Трулльского Собора, определяющий форму отпущения рабов на свободу. Следующим в череде указанных актов располагается 12-й канон VII Вселенского Собора: он устанавливает основания для признания недействительными некоторых сделок, совершенных в отношении церковного имущества. Справедливо замечено, что эти каноны появились не вследствие каких-либо идеологических установлений, а единственно по причине естественного исторического расширения сферы деятельности церковного суда[808]

. Разумеется, никаких следов jus divinum мы здесь не обнаружим – ни в качестве источника этих правил, ни хотя бы аналога.

Отсутствие якобы элемента принуждения в каноническом праве также является лишь теоретическим благим пожеланием, не имеющим с реальными историческими фактами ничего общего. С момента воцерковления Римской империи и вплоть до конца существования Византии принудительное исполнение церковных правил обеспечивалось императорской властью по настоятельным и систематическим просьбам священноначалия.

Более того, многие Отцы и Учители Церкви высказывались вполне положительно и недвусмысленно относительно государственного преследования еретиков и инакомыслящих, даже не пытаясь отдавать исполнение божественных канонов только на личную волю рядовых членов Церкви. Трудно также не согласиться с тем мнением, что сам по себе факт тяготения (хотя бы только нравственного) церковного канона над частной волей уже предполагает наличие в нем свойства принудительности[809]

.

С другой стороны, было бы слишком категорично заявлять, будто принудительность является неизменным свойством государственного закона. Совершенно очевидно, что государство не могло бы существовать, да и право было бы низвергнуто со своего высокого пьедестала, если бы исполнение закона со стороны граждан мотивировалось исключительно боязнью уголовного и административного преследования. По одному несколько ироничному высказыванию, навязывание праву качества принуждения напоминает ситуацию, при которой органичным элементом науки признали бы измерительную технику. Спору нет, приборы необходимы для научного исследования, но едва ли кто-то станет утверждать, что они и есть наука или что без них она существовать не может[810].

Утверждение, будто каноны не касаются внешней стороны деятельности Церкви, также вызывает обоснованные сомнения. Можно привести немало правил, содержащих запретительные меры относительно общения христиан с еретиками и иноверцами. А это как раз нормы, регулирующие внешние отношения между различными социальными организациями внутри одного политического общества. Например, 11-й канон Трулльского Собора, категорически запрещающий христианам общение с иудеями, включая прием от них врачебной помощи. 39-е правило Лаодикийского собора, не допускающее участия христиан в праздниках вместе с язычниками. 21-е (30) правило Карфагенского собора, не разрешающее браки детей клириков с язычниками или еретиками. Или 72-е правило Трулльского Собора, вообще не допускающее браки христиан с иноверцами. Очевидно, все они имеют весьма отдаленное отношение к вопросам церковного устройства, полномочий духовной иерархии и покаянной дисциплине.