Царство красоты

— Знаю, знаю, что чем больше говорю, тем больше у тебя вопросов. Ситуация была та же, что и у тебя: я был на неё обижен, и в этой обиде сам себя довёл почти до ненависти. Ослеп, взбесился и сделал то, что сделал: она почти покончила с собой… Да я же и остановил, успел. Но женщину свою получил обратно без души, пустую, только оболочка осталась. А мне нужно было не тело её, а любовь. Да, Эштон, так же как и тебе, мне всю жизнь нужно было только одно — любовь. И, так же как и у тебя, было слишком много необоснованных претензий, а нужно было всего лишь включить мозги и держать всё под чётким контролем, потому что женщины, Эштон, существа эмоционально нестабильные по природе своей, отсюда и их непредсказуемые поступки, те самые, которые мы не понимаем и так ненавидим. Вся суть в том, как я сам для себя понял, что эта эмоциональность не зло — это лишь одна из сторон одной и той же медали. Мужчине нужна любовь, женское тепло — а это и есть её эмоции, но если он не умеет быть тем, кого она хочет в нём видеть, вся эта сила перетекает в опасное поле отрицательных эмоций. И тогда они, женщины, сбегают к другим мужикам, преследуют нас, проверяя телефоны и выворачивая карманы, подсыпая яд в суп или пряча от нас наших же детей — у каждой из них своё воображение и своя степень реакции на наши косяки. И мы поливаем их грязью, наказываем, обвиняя во всех грехах, называем шлюхами, суками, да как угодно. А ведь нужно было так мало, чтобы она оставалась той же феей, какую мы увидели в ней в тот самый момент, когда и родилась магия: всего лишь подарить цветы в тот день, когда вы впервые встретились, когда случился первый секс, когда родился ребёнок, и каждый День его Рождения благодарить её, потому что самый ценный её подарок тебе — это ваши дети. Никогда нельзя укорять, если она вдруг пересолила суп, а похвалить, и в следующий раз она будет стараться больше. Вовремя вернуться с работы домой и сводить её в новый ресторан или просто побыть вдвоём и в обнимку полюбоваться на звёзды, потому что все женщины романтичны, и нам, мужчинам, нужно всегда помнить об этом. Однажды приготовить для вас обоих ужин, уложить ребёнка спать и почитать ему сказку на ночь, чтобы она получила время лично для себя, которое становится таким ценным, когда у вас появляются дети. Не оскорблять её, не ругать, не изменять. Не говорить, что в ней что-то не так, что она некрасивая, толстая или неухоженная. Не вставать из-за стола, не поблагодарив за ужин, не забывать об отпуске, в котором вы обязательно должны побывать только вдвоём, чтобы вспомнить, как хорошо было в то самое время, когда и родилась ваша магия. Ни одно грубое слово, ни одна вспышка злобы или ненависти, ни один глупый поступок, обидевший её, не пройдут бесследно: магии будет всё меньше, пока не исчезнет совсем.

Мы оба молчим и оба пьём виски. Я знаю, что эта беседа — его отцовские уроки мне, его напутствия, его любовь, забота и желание уберечь меня от ошибок. Потому что мой отец — самый скрытный человек из всех, кого я знаю, и если уж он вывернул душу передо мной, вывалил всю свою грязь, ошибки, жестокость, значит, для этого у него есть веские причины. Или же, он просто любит меня.

Я не знаю, когда ещё мне доведётся сидеть вот так с ним — один на один, внимая его ответам на каждый из моих вопросов, и просто говорить о таких важных вещах, как те, что мы обсуждаем сейчас, поэтому я и позволяю себе свой последний вопрос, возникший так давно, что уже перебродивший в извращённые формы:

— Пару лет назад ты предложил научить меня тому, как правильно любить женщин физически, и тогда это звучало как угроза. Не так давно ты предложил то же самое и на этот раз твои слова звучали как напутствие.

Его брови взлетают — он не ожидал от меня такого вопроса.

— Не то, чтобы я был беспомощен в этом вопросе… но о тебе ходят слухи…

Моя грудь набирает воздуха, чтобы выдохнуть:

— Научи меня!

Теперь он смеётся, но этот смех почему-то меня не обижает. Наверное, потому что он сам… смущается?!

— Эштон… — делает паузу, затем, глядя мне прямо в глаза, — в том, что делаю я, нет ничего такого, чего бы ты сам не знал или не умел, поверь!

— Ты ведь предложил тогда…

— В первый раз был просто очень зол на тебя, а во второй — проверял, где твой предел, как далеко ты позволишь мне зайти.

— Ну а как же слухи?

Снова смеётся, теперь уже ему требуется больше времени, чтобы вернуть свою серьёзность, или хотя бы её подобие. Делает ещё глоток из своего бокала, но я замечаю, что объём его содержимого почти не меняется…

— Никогда не верь слухам, сын! — изрекает, наконец. — Моя жена — пуританка, и за все годы мне удалось не так уж сильно её раскрепостить: в моей спальне происходит только то, что она позволит. Я давно упёрся в границу, которую Лера очертила для нас обоих, и у каждой пары эта граница своя. Нет неправильных границ, слишком распущенных или слишком сжатых — это баланс, гармония каждой пары, то место, где обоим хорошо и комфортно.

— Тебе не хочется большего?

— Нет, никогда.

— Разве это возможно? Я имею в виду, наша мужская природа такова…