Царство красоты

На следующий же день Валерия ложится в стационар для подготовки к операции, отец, конечно же, с ней. Он выполнил своё обещание, и я получил неделю незапланированного отпуска, но радость моя не в этом, а в том, что рядом, на одной со мной территории живёт… Софья!

В родительской квартире царит настоящая вакханалия, мне с непривычки тяжело находиться в таком шуме, поэтому я зову Софи прогуляться. И она соглашается.

Мы долго обсуждаем погоду, город, людей и их способность улыбаться, которая всегда и везде ниже, чем в Штатах, как вдруг Софи задаёт мне вопрос:

— Слушай, а почему ты ни с кем не встречаешься?

— Не хочу.

— Знаешь, ты прекращай, пожалуйста, этот эмоциональный пост, а то я чувствую себя виноватой!

— Не чувствуй.

— Извини, не могу! Совесть мучает!

— Почему?

— Ну как же! Расстроила твоё бракосочетание, искривила судьбу…

— Судьбу искривить нельзя, Софи. По крайней мере, это не во власти одного человека. Так что не приписывай себе этот подвиг.

— Это очень благородно с твоей стороны, конечно, не держать на меня зла, но если откинуть в сторону всю демагогию — я сильно виновата перед тобой, Эштон.

— Я перед тобой не меньше…

— Всё это мелочи. Я прошу тебя, перестань терзать душу отцу и мне, устраивай свою личную жизнь… да и вообще просто свою жизнь! Зависимость твою побороли, теперь пришло время подумать о главном.

— Что, по-твоему, главное, Софи?

— Семья главное.

— Знаешь, Софи, говорят: сколько людей, столько и оттенков. С ценностями всё то же самое. Для кого-то семья — главное, как для отца, например, а для кого-то свобода.

— Это для тебя что ли свобода?

— Для меня.

— Не хочешь, значит, обязательств?

— Ложных не хочу. Фальшивых отношений ради самих этих отношений, лжи и предательства, серости и скуки. А они теперь для меня неизбежны.

— Хочешь сказать, что Маюми была для тебя настоящим?

— Нет, она не была.

— Тогда я не понимаю тебя, Эштон. Ты выписываешь круги своими мыслями, твоя точка зрения словно маятник, меняется на противоположную в одну секунду. Ты раньше не был таким демагогом, говорил просто и по существу, и мне это в тебе нравилось. Может, не всегда открыто говорил, но уж точно без заумностей!

— Заумности выходят всегда у тех, у кого не хватает духу сказать прямо — всё дело в этом.

— Вот и я о том же. Но знаешь, если ты не хочешь ни с кем делиться тем, что у тебя на душе, то и не нужно. На то оно и личное, чтобы хранить его в себе.

— Я хочу, и ты не представляешь себе даже, насколько сильно хочу! Проблема в другом: не могу! Не имею права! Ни морального, ни нравственного, ни вообще человеческого!

— Это всё глупости, Эштон! Возможность поговорить всегда есть, всегда найдётся кто-то, готовый выслушать тебя.

— Софи, боюсь, я все свои возможности давным-давно слил.

— Ну так поговори со мной! Я выслушаю тебя! Мне не сложно.

— Как раз с тобой я и не могу говорить об этом. Ты — самый первый человек, в адрес которого мне запрещено открывать свой рот!

— Но ты же открываешь!

— Это всё трёп ни о чём по сути, как ты и сама заметила, а сказать тебе главное, простое и не кругами, как ты выразилась, я никогда не смогу. Больше уже никогда не смогу. Прости.

— Ну как хочешь. Если захочешь всё же поделиться — ты знаешь, как меня найти.

Я надеялся, что она догадается, поймёт, почувствует, наконец, так, как это делает её проницательная мать. Ведь должны же были ей достаться хоть какие-то её гены?! Но нет, Софья не поняла ни единого намёка. И я даже знаю почему: однажды мне довелось быть слишком убедительным в своём послании «ты мне не нужна, не была нужна и никогда не будешь», так что теперь в её голове в принципе не может возникнуть и мысли «а может, всё-таки нужна, Эштон?».

И она нужна. Как воздух, как вода, как солнечный свет… Потому что я уже понял, что за эффект вызывает её присутствие рядом: мои лёгкие будто только рядом с ней до конца расправляются и вбирают в себя кислород, а без неё я сам согбен и органы мои в упадке.

— Тогда у меня тоже вопрос: тебе хорошо с ним?

— Не твоё дело. И нашей темы это никаким боком не касается.

— Значит, не так хорошо…

— Всё нормально у нас.

— Но ты, тем не менее, как будто на взводе. Ссоритесь?

— Раньше никогда, а теперь, в последнее время… есть небольшие разногласия.

— Из-за чего?

Софи вздыхает и спустя время выдаёт:

— Он ребёнка хочет.

— А ты?

— А я ещё не отошла от прошлого раза. Не готова.

— Так скажи ему об этом. Объясни!

— Объясняю, и он понимает. Понимает, но ребёнка всё равно просит. Говорит, что на этот раз всё будет иначе, по-другому.

Наверное, в этот момент мне следует сказать ей что-нибудь поддерживающее, заверить, что её беременность будет лёгкой и здоровой, что та беда, которая случилась с нашим ребёнком, больше не повторится… Но я не могу разжать рта, не могу своими словами толкать её туда, где ей не место…

А где её место?

— У вас в семье были когда-нибудь подобные проблемы раньше?

— Нет, никогда. Это случилось впервые.

— Сбои бывают всегда, везде и во всём. Но это вовсе не значит, что они будут повторяться. Ты этого не бойся, главное, для себя реши: хочешь или нет.